Займёмся обедом, займёмся нарядами,
Заполним заботами быт.
Так легче, не так ли, так проще, не правда ли,
Не правда ли, меньше болит.

За спиной графа звонко разбилась об пол тарелка, и этот звук вывел мужчину из состояния прострации.
- Прошу прощения, Ваше Сиятельство, - хорошенькая белокурая служанка, которую, кажется, звали Гретхен, побледнела под уничижительным взглядом старого дворецкого и удивленно-отстраненным Герберта.
- Ничего страшно, - голос Вальтера прозвучал глухо, и ему пришлось откашляться. – Уберите здесь все и заканчивайте с сервировкой: леди Изабелла скоро спустится к завтраку.
Неприкаянной тенью мужчина покинул столовую и неспешно зашагал по коридору в сторону своего кабинета. Сейчас он уже сомневался в том, что поездка в столицу была хорошей идеей.

Однако первоначально казалось, что ничто не предвещает беды. Хотя придворная опала, последовавшая после марьяжной выходки графа Вальтера, давно прошла, и он уже неоднократно получал предложения вернуться к выполнению своих дипломатических обязанностей, Герберт не спешил с принятием решения. Как ни странно, жизнь в поместье, расположенном вблизи от Нернберга, его вполне устраивала: пусть раньше он мог отпускать колкости относительно дворян, посвящавших свое время подсчету доходов и разбору проблем арендаторов, но, примерив эту роль на себя, Вальтер не нашел в ней ничего предосудительного. Возможно, Герберт и сейчас бы придумал вежливую отговорку, вроде беспокойства о здоровье вдовствующей графини, однако Изабелла отчаянно скучала по старшей сестре, и мужчина не стал отказываться от визита в столицу.
Вот только положительный настрой от возвращения в Турм Вальтеру подпортил вчерашний визит родственников.
Что и говорить, ужасный народ эти родственники! Когда Леннерт Войц явился к нему, чтобы просить руки Вероники, граф всерьез задумывался о том, чтобы выставить наглеца из дому. Мальчишка, имевший репутацию отчаянного бретера, не вызывал у Герберта ни капли доверия, но согласиться ему все-таки пришлось: женская часть семьи слезами, уговорами и хитростью вынудила графа пойти против собственных принципов. Наверное, оно и к лучшему, поскольку проницательность прекрасного пола оказалась точнее мужской рассудочности. Из Войца получился не только примерный семьянин (за чем Герберт в первое время следил довольно пристально), но и неплохой чиновник. Правда, сотрудники Третьего отделения Собственной Е.К.В. канцелярии особым уважением в обществе не пользовались никогда, но граф, отдавший больше пятнадцати лет жизни службе на благо государства, в синемундирных не видел ничего плохого.
- Как вижу, тебя можно поздравить, - улыбнулся Герберт, целуя Веронику в мраморно бледную щеку. Девушка смущенно улыбнулась дядюшке в ответ: высоко поднятый кринолин уже не скрывал ее беременности.
Год от года эта милая девочка утрачивала сходство со своей матерью, становясь все больше похожа на отца и дядю. Здесь Герберту следовало добавить «И слава Богу!»: из красавицы Мариссы в любом случае не получилась бы нормальная родительница, а уж если бы она передала дочери некоторые черты своего далекого от идеала характера, то переминающемуся в данный момент с ноги на ногу Войцу можно было бы только посочувствовать.
Зять о чем-то хотел поговорить с графом, и мужчины отправились в кабинет, оставив Изабеллу и Веронику наедине. Герберт внимательно смотрел на молодого человека: Леннерт уже приближался к тридцатилетнему юбилею, но он был магом, которому суждено прожить более ста лет, поэтому граф, чей век будет значительно короче, вполне имел право думать о Войце как об очень молодом человеке. Гость долго собирался с мыслями, было очевидно, что он не знает с чего начать. Но когда маг заговорил, Вальтеру показалось, что волосы на голове у него вот-вот встанут дыбом.
Ситуация в столице оказалась далеко не радужной: коронованный восемь лет назад Ганс VIII не мог похвастаться любовью народа. Находящийся под сильным влиянием дядюшки-ляфирца, правитель предпринимал безуспешные попытки насадить в «родных Палестинах» просвещенную культуру соседей, чему патриархальные тезейцы сопротивлялись с завидным упрямством. Но если бы только это!.. Постоянные ошибки во внутренней политике, обесценивание денег и закономерный рост цен, да и на границах вечные проблемы. Ничего удивительного не было в том, что в столице вызрел очередной заговор.
- Во главе заговора стоит небезызвестная вам персона, - закончил свой рассказ Леннерт.
Губы Герберта искривились в усмешке. Неужели, милейший Роберт, превращение в вампира Вас так ничему и не научило?
- Они грезят о республиканской форме правления, и во избежание реставрации планируют умертвить на завтрашнем приеме не только членов королевской семьи, но и всех сторонников правящего режима.
Вальтер потер подбородок, услышав имена входящих в заговор людей. Единственным, что хоть как-то скрашивало ситуацию, было то, что армейских офицеров в этом списке было раз-два и обчелся. Большое упущение, что и говорить.
- Только чего ты хочешь от меня?

И вот теперь, после практически бессонной ночи, Герберт мерил нервными шагами кабинет. Лежащий на полу ковер, который помнил трех графов Вальтеров, рисковал в скором времени обзавестись заметными проплешинами, которые отмечали бы маршрут передвижения мужчины.
То, о чем его просил Леннерт…
За спиной графа открылась дверь, и он узнал Изабеллу по легким шагам. Поворачиваясь к супруге, Герберт привычно «сменил» маску: больше никакой тревоги на лице, губы улыбаются, а круги под глазами? Ну, ничего, в его возрасте и не такое бывает.
- Любовь моя, - граф подошел к супруге и поцеловал ее теплую ладошку. Вместе они прошли в столовую, которую слуги успели сервировать к завтраку. Обстановка этой комнаты была, мягко говоря, мрачновата, и Изабелла уже несколько раз заговаривала о необходимых изменениях, но поскольку семья редко жила в столичной резиденции, реализация планов графини постоянно откладывалась.
- Боюсь, что в середине дня мне придется покинуть тебя: необходимо решить несколько дел, но к вечеру я обещаю быть дома, - сказал Герберт, когда супруга устроилась по правую руку от него. О том, что вполне возможно присутствовать на приеме во дворце им не придется, мужчина промолчал, чтобы заранее не расстраивать Изабеллу.