Очень давно - по человеческим меркам конечно же - встретились двое. Он был ярким, шумным, умел заставлять мир вспыхивать вокруг и казался более живым, чем люди. Она была замкнутой и имела темную харизму, но стала для него источником вдохновения. Они не были похожи ни в чем, за исключением нескольких фундаментальных пунктов. Они могли видеться только ночью - но обоих это не смущало. Кто сказал, что вампиры не способны на сильные чувства? Иногда раздирающие их эмоции даже сильнее, за счет своей ментальной направленности, иногда еще и подпитанной бесконечной греховностью.
Ни у кого не возникло возражений, потому появился род ван дер Хайде. Это было задолго до событий начала XV века, иначе возражения неминуемо бы нашлись, потому что он был потомком Вильгельма, а она - потомком Колестис. Это сказалось и на их детях. Творцы, нередко несущие на себе клеймо Колестис и не могущие выносить света солнца, но заключающие в себе мрачное очарование темного вдохновения.
Талантливые художники, музыканты, ювелиры, умеющие получать от жизни всё, но впавшие в немилость среди своих же после событий 1414 года, клан ван дер Хайде никогда не был слишком многочисленным. Они не рвались к власти, как многие другие, им не было интересно бесконечное обогащение, хотя пара коллекционеров в роду внесла неплохой вклад в состояние семьи. За историю клана дважды вспыхивали инциденты с некромантией, но оба были пресечены - один строгим внушением, а вот второй казнью. Они привыкли сами решать свои проблемы. Почему их мало? Ха, а зачем привлекать внимание кормовой базы?
Изначально клан жил в Лиаване, но после возникших гонений на потомков Колестис был вынужден какое-то время скрываться в Болиссии и даже какое-то время на островах рядом с побережьем Аскольда, который позже стал известен, как Лациум.
Со временем пик конфликта стал спадать, а остальные вампиры почти отбросили подозрения, касающиеся небольшого клана, но сам клан не начал доверять соплеменникам. Их вполне устраивал этот паритет. Они вернулись в свое поместье в Лиаване, где обитают и сейчас.
Рождения в клане - событие редкое, потому что они стремятся сохранить чистоту крови и по возможности избегают связей даже с некоторыми семьями. Хотя, учитывая влияние крови Вильгельма, иногда страсть решает этот вопрос в обход мозгов и родословных летописей. Тем не менее среди них нет обращенных.
Фератейн - истинный сын своего клана. Вполне возможно, что однажды он станет его главой, хотя не имеет ярких амбиций на этот счет. У него нет братьев и сестер, только парочка кузин, его отец является главой клана уже семьсот лет (на начало XXI века).
В ночь его рождения была очень бурная погода. Ветер избивал волны, пытающиеся сбежать на берег, и все вместе они сражались с хлещущим дождем. Ветер завывал, как половина демонов преисподней, поэтому робкий младенческий крик, донесшийся сквозь литанию демонолога, потерялся на этом фоне.
Вампиры не так далеко ушли от людей, чтобы мать не испытала счастье, облегчение и восторг, держа в руках свое новорожденное дитя, пусть даже сердце у него бьется значительно медленнее, чем положено, а родилось оно вовсе мертвым. Она даже не сочла дурную погоду угрожающим предзнаменованием. Вполне возможно, что зря. Свечи во время ритуала сверкали слишком красиво.
Фератейн с детства начал выказывать задатки стихийности. Не в магии, не в таинственных взглядах или родовых дарованиях - в темпераменте. Подрастающий вампир может сделать родовое поместье куда живее, чем хотелось бы.
Время до инициации стало для него аналогом затянувшегося детства, хотя уже тогда солнце причиняло серьезную боль. Он подрастал, презрел предложенные краски, сочтя рисование слишком скучным процессом, рано научился читать, быстро изучил все доступные в библиотеке языки под контролем старших членов клана, в основном матери, а потом ему в руки попала скрипка. О, конечно, первые извлеченные звуки были больше похожи на вопли терзаемого в медной трубе высокочастотного индюка, которого дополнительно душат и трясут, но все же Фератейну понравилось. Не в последнюю очередь из-за тихого ужаса, вспыхнувшего в глазах преподавателя. Возможно, в этом была какая-то магия. Возможно, имело место мистическое касание судьбы. Но проявилось это не в первый день занятий.
Впрочем, совсем скоро обнаружилось, что Фератейн обладает удивительным слухом и талантом, к двадцати годам он освоил флейту, фортепиано, виолончель, но свое предпочтение все же отдавал скрипке. В эти же времена занятиям стали мешать куда более приземленные порывы тела и духа, выражавшиеся в регулярных побегах в соседние деревни на вечерние ярмарки и знакомства со всем доступным ассортиментом селянок. Родители не пресекали эти поползновения, но несколько тревожились. Но Фератейн был достаточно осторожен, чтобы ничем не выдать особенности своей семьи. Он искренне считал, что готов к инициации, но отец ждал, когда он станет чуть старше и степеннее. Это вылилось в пару не очень приятных конфликтов, но осталось в пределах обычных семейных разборок.
На что похоже детство в вампирском поместье? Бесконечная суета ночью, но тишина и спокойствие днем. Сияющие окна на фоне звездного неба и иногда странное сияние, окутывающее башню, где находилась лаборатория матери. Странные гости, бледные, тихие или наоборот шумные и устраивающие оргии на всю ночь. Фератейн очень искренне пытался завоевать сердце одной юной гостьи пока не выяснил, что ей уже триста лет.
Новые знания, новые знакомства, тяжелый миг осознания, что для всех ты есть и навсегда останешься проклятым. Понимание, что уроки фехтования и безоружного боя, а также алхимические знания вбивают в тебя с младенчества не просто так. И что почти любой житель планеты, прихлопнувший тебя, может считаться героем. Возможно именно дискуссии на эти темы, которые нередко происходили между отцом и Фератейном, и стали весомым вкладом в его готовность к инициации. Фератейну было двадцать семь лет. Его жизнь закончилась.
Его жизнь началась.
Почти неделю ему казалось, что он не не выдержит момента перехода, хотя родители поведали о многих особенностях перерождения. Бесконечные панические атаки заполняли разум Фератейна, генерируемые организмом, спохватывающимся, что сердце словно бы вовсе не бьется, каждая клетка трансформируется, а все процессы меняют свою природу. Отвлекала от этого только сбойность восприятия, спутанность ощущений и пароксизмы резкого усиления всех возможностей и обретение новых.
О, эта потерянность в величии! Кто бы мог подумать, что только отказавшись от жизни можно ощутить её вкус по-настоящему? Все нюансы восприятия стали словно бы на пару уровней глубже и на октаву выше. Тейну пришлось привыкать к изменившейся силе, скорости реакции, тому, что заполняло вены в его новом теле. Только сейчас, гуляя по коридорам поместья и привыкая к новому себе, он сумел оценить гениальность художников в его семье, игравших со всеми оттенками спектра, доступными им, и суметь по-настоящему услышать некоторые сонаты и симфонии, написанные ими.
И, конечно, голод.
Фератейн был готов и к этому, но знать не означает чувствовать. Он едва не убил первую жертву, не в силах остановиться, и хорошо, что отец был рядом, зная, что это может произойти.
Характер Фератейна стал портиться, награждая его всеми побочными эффектами обретения новых сил. В первую очередь в нем проступила заносчивость, перетекающая в гордыню. Какая разница, кто правит среди людей? Вы изучаете социальный строй муравейника? Зачем нам договариваться с людьми? Вы мычите перед коровами, прежде чем съесть их?
Это породило новый ворох проблем, внезапно усугубившихся из-за того, что Фератейн обнаружил, что… не умеет играть на скрипке. То, что ему раньше казалось виртуозной игрой, сейчас звучало как собрание хрипящих диссонансов, рваного ритма и вибраций, порожденных трясущимися пальцами. Несколько лет после инициации обернулись черной депрессией. Перфекционизм может быть более разрушительным, чем десяток полученных в детстве комплексов - хотя бы тем, что здесь ты пьёшь кровь у самого себя. Метафорически, разумеется.
К этому добавились проснувшиеся и пока мало контролируемые способности. Сначала он не понимал, почему всё острее воспринимает мир вокруг, ощущает ток своих мыслей по синапсам. Не может забыть каждый свой шаг, помнит все оттенки скрипа двери своей комнаты. После всё встало на свои места, он осознал свою способность, и для её контроля обратился к мастеру, способному нанести её на кожу, чтобы было легче направлять потоки энергии. Она располагается на спине чуть ниже лопаток и замаскирована в абстракции, иронично напоминающей религиозный символ - потому что Тейну это показалось уместным. Это действительно позволило ему взывать к своим возможностям более стабильно. И способность он оценил сполна - было несравненно проще запоминать сложные пассажи и многоуровневые композиции. Однажды, просто без особого смысла наигрывая на скрипке в минуты дурного настроения, он едва не спровоцировал самоубийство, спроецировав собственные эмоции в момент ещё мало контролируемого скачка стабилизирующихся талантов.
И солнце. О, проклятое солнце. Фератейн не поручился бы, что лучше - избегать отражающих поверхностей, как его мать, или опасаться всех открытых окон, как отец. Он был слишком близок к обоим своим великим предкам, чтобы не получить их проклятье во всей полноте. Было вопросом, что именно из генов сыграет основную партию. Солнце стало убийственным. Тейн оказался навсегда погруженным во мрак.
Он решил разбить этот узел единственным логичным способом - отправиться в странствие. Несмотря ни на что, он до сих пор считает то решение предельно верным, а следующее столетие самым счастливым в своей жизни. Он совершенствовал свое умение владеть музыкальными инструментами. Он знакомился с новыми людьми. Скрывать свою истинную природу было легко - а если и нет, то кто поверит, что перед ним вампир? Иногда даже срабатывала схема “быть вампиром, который прикидывается человеком, прикидывающимся вампиром”. Главное было вовремя менять место жительства.
Он нередко бывал дома, ведомый нитью родственных связей и попросту жаждой отдыха - или, иногда, закончившихся денег. Там же получал определенные наставления по поводу тренировок.
У него все же был талант. Возможно что и гениальность. Все его ментальные способности излились в музыку. Он веками оттачивал свое умение играть, он мог проецировать эмоции через мелодии, удерживать, завораживать. Возможно, что это даже не магия. Хотя кому-то может показаться.
Нельзя сказать, что эти сто лет были полностью праздными и посвященными учебе. Они все же плавно перетекли в целеустремленное получение знаний. Сколько книг можно прочесть за сто лет? За двести? Сначала Фератейн получал знания у людей, но после уже не нуждался в этом, особенно с нарастающим прогрессом. Запоминать ему было легко и очень малое количество информации ускользало со временем.
В будущем он очень приветствовал появление интернета и на удивление быстро освоился со всеми гаджетами. Ему очень понравилась скорость, даруемая автомобилями. Если ехать по ярким, но безвредным ночью улицам Валенштайна под тихие звуки “Аллегретто” Велхавена, доносящиеся из высококлассной стереосистемы, то вечность становится терпимой.
Но тогда автомобилей еще не было. Зато были самые разные встречи и события, слившиеся со временем в коллаж из перемешанных осколков. Однажды Фератейн влюбился. То была девушка-вампир, яркая, прекрасная, готовая ответить взаимностью. Оба провалились в чувство с головой. Она пела ему чарующим бархатным контральто, изобретая блюз задолго до его появления, он исполнял для нее все, что считал подходящим. Потом они дарили друг другу симфонию без слов…
Но он не смог выйти на солнце. Старые стереотипы должны были умереть, но Фератейн до сих пор помнит ее испуганные и разочарованные глаза в ослепляющем сиянии, причиняющем боль даже в тени, и ее тихие слова “ты один из них…”. Возможно, ему не повезло, не все вампиры так остро реагируют на потомков Колестис. Возможно, вампиры могут мыслить столь же узко, как и люди, и все прочие существа. Адажио для органа и струнных соль минор.
В этот период характер Фератейна стал перестраиваться. Из него постепенно улетучивалась безудержная стремительность, необузданность, им на смену стали приходить вдумчивость, цинизм, иногда даже презрительное равнодушие. Гордыня никуда не делась, но она стала менее заметной из-за общей отстраненности. Всё преходяще. Всё временно. Всё умирает, даже звезды сгорают.
О, конечно, не все было гладко. Раз ему пришлось схлестнуться о обезумевшим оборотнем, который почему-то решил, что вампиры - это зло. Разве так? Перспектива меняется от позиции смотрящего. Пару раз он сталкивался с охотниками на вампиров, но те были дилетантами, судя по всему. На него не слишком благожелательно реагировали другие вампиры, но и безвылазно сидеть в поместье клана ван дер Хайде Фератейн не собирался. Он менял партнерш, не задумываясь и не выдавая себя, и нередко совмещал полезное с приятным, используя секс как возможность утолить и другую жажду. Их чувствам он значения не предавал. Он не убивал, но любил гулять по ночным улицам, ища вдохновение и тех, кто решит ограбить одинокого прохожего. Было легко считать их мелочные чувства, это давалось ему разочаровывающе легко.
Как и у многих хищников, с эмпатией у Фератейна были определенные проблемы. О, он на свой лад любит свою семью и с определенным уважением относится к другим вампирам. Но люди? Однодневки и еда. Оборотни? Звери, живущие одними инстинктами. Маги? Просто хорошо выдрессированные животные, немногим лучше всех остальных.
Свои откровения он даровал только музыке. Он написал немало произведений и издавал их под разными именами. Главное - да, вовремя переезжать, а еще выступать не слишком часто. Было забавно, когда его сравнили с собой же, но восьмидесятилетней давности и из другой страны. Целью его оставался поиск идеального инструмента, идеального звучания. Он мечтает написать идеальную симфонию. И пока считает, что всё ещё предельно далёк от совершенства. Правда в 18 веке он сумел получить скрипку, изготовленную специально для него лучшим мастером своей эпохи - и обработка дерева такова, что она с каждым годом звучит всё лучше. В 21 веке он чудом сохранил её и не изменяет, хотя играл даже на электровиолончели, не видя в этом ничего зазорного. Но звук всё же не тот. Это можно назвать второй его жаждой.
Фератейн отчасти подобен отшельнику - но на ментальном уровне. Он легко выдерживает общение, может быть очарователен, если это не плохой день, и отвратительно циничен, если день не задался. Но всё это остаётся на поверхности. Ему уже даже любопытно - пробьётся ли что-то туда, где есть только музыка и его личная вселенная звука?..
Дополнительно:
– в XIX веке его странствия затронули Тезею, где Фератейн переживает очередной пик творческого подъёма и периодически готов выступать и взаимодействовать с местным музыкальным контингентом.
– В XXI веке является достаточно известным скрипачом, выступающим с различными оркестрами, нередко с собственными сочинениями. Своё происхождение после событий 2018 года не скрывает. |
