После того, как Амадеус схватил ее за горло, на шее девушки остались красные следы его пальцев и жгучее, неприятное ощущение, пробудившее внутри легкое волнение. Она не боялась его, не испытывала давящей ненависти, как прежде, и не воспринимала его угрозы на веру. Колестис устала. Именно по этой причине, она прекратила бороться, и предпочитала уходить в себя. Так она делала и раньше, когда чувствовала себя беспомощной или на нее нахлестывала тоска. Слова полудемона били по барабанным перепонкам, но дочь Микаэля старалась не придавать им особого значения. Он кричал и буквально пышел от гнева. Пару раз она вздрагивала от его резкости, но выражение на ее прекрасном лице при этом оставалось по - прежнему холодным. Даже сейчас, несмотря ни на что, эта женщина смотрела на него с высока, хоть и понимала, что является всего на всего очередной прихотью, игрушкой в руках сильного мира сего. Его слова поражали ее все больше и больше, а угрозы растворялись, как дым, будто их и не было. Ему должно было быть прекрасно известно, что сделай он то, о чем сейчас говорит, она не будет молить его о пощаде и умрет в мучениях, если на то будет воля небес. Ежели они откажутся принимать ее душу, Колестис была готова на любые мучения, но гордыня, что обвила ее разум подобно ядовитому змею, никогда не позволила бы ей склониться перед ним и просить пощады. Это было пожалуй единственное, чего у нее не отнять и что досталось ей от дражайшего родителя, сына Амадеуса Микаэля. Внешне, она даже могла напоминать его, а он в свою очередь был похож на свою мать – Анну: светлыми волосами, синими глазами, фарфоровой кожей.
-Царицей, – наконец, выслушав его тираду, повторила она, будто пробуя слово на вкус. – Зачем горы золота и алмазов, если я чувствую лишь холод, который пробирает мою душу каждый раз, когда ты касаешься меня. К чему весь мир и эта проклятая раса, когда я вздрагиваю каждый раз, когда ты приходишь ко мне, чтобы взять и завалить на шкуру, - голос ее был полон досады, полон безысходности, и глубочайшего омерзения. Она говорила это так, будто бы ненавидит не только его, но и себя. Свою суть. – Мой удел… Мой удел быть царицей мир, как ты говоришь, но являясь твоей рабыней. Ты животное. Зверь, который привык брать то, что хочет не спрашивая. Для тебя женщина не более чем трофей для утех. Я живу ничуть ни лучше рабынь, что следуют за этим табором. Ко мне относятся не лучше чем к собаке, которую можно наказать, привязав к столбу. Ты можешь сделать со мной все, что тебе заблагорассудится. Однако злишься, потому что никогда не получишь мою душу. Ее я тебе не отдам, клянусь Фетихом.
Она не сомневалась, что сказанное разозлит его еще больше, но между тем продолжала говорить, словно на исповеди, даже не задумываясь над тем, к чему это может привести.
Отредактировано Колестис Кавендиш (27.01.2013 00:28)