Лекстон эгоцентричен и порой, кажется, начисто лишен инстинкта самосохранения. Обладает каким-то относительным восприятием мира, считая все вокруг не то сном бабочки, не то последствием божественного бодуна. Не всегда понятно, о чем он вообще думает. Его поведение всегда импульсивно, хаотично и чем дальше, тем больше навевает размышления воздействия ли это стимуляторов, или же он наоборот забыл принять таблетки. Услышав слова "мораль", "совесть" и "стыд", лезет в словарь или в карман за шпорами (и его не волнует что у абсолютов идеальная память).
Лекстон из тех, у кого часто случаются перепады настроения: от эйфории до самобичевания, от тихой ярости до искреннего смеха. Он, как эмоциональный наркоман, постоянно требует отдачи и реакции, но никогда не пытается взвалить на себя должность души компании. Хотя, как любитель алкоголя и довольно бурной фантазии способен устроить праздник из ничего. В такие периоды, Лекс разводит поразительно бурную деятельность, так что через какое-то время у находящихся в одном с ним помещении возникает ощущение, что рыжий деятель пребывает одновременно, как минимум, в десяти местах, разговаривая сразу со всеми и при этом явно подбивая окружающих на что-то антиобщественное и социально порицаемое.
Кому-то такое поведение покажется наигранным. Лекстон, пожалуй, и сам точно не знает, насколько искренен в своих настроениях. Эмоции сменяются на лице, как узоры в калейдоскопе, из-за чего почти невозможно понять, что же творится в его голове. Хотя возможно у него просто сбиты настрой. Прожив сто лет в эпоху когда развитие технологий происходит почти по геометрической прогрессии, и несет с собой неизбежное изменение понятий общественной марали, тут либо сойдешь с ума либо станешь философом. Да и дар абсолюта накладывает свою печать. В любом случае, для искренности у него есть Никки, а ей и не обязательно показывать и объяснять, сестренка все поймет сама.
Никки для Лекса - центр мироздания. Его персональная основа всего. Она больше чем родня, сестра, любимая женщина. Эдакий Абсолют. Никки всегда стоит априори. Говорят, в душе каждого кроются демоны. Желать причинить вред Николь, значит выпустить этих «демонов» из духовной клетки Лекса. Попытаться осуществить желания – извращенный способ самоубийства. Лекстон исключительно миролюбив, пока никто не покушается на его персональный «центр вселенной». В ином случае суицидник будет потреблен как анатомическое пособие и тестер для новых алхимических рецептов. Вот, про буйную фантазию и интерес к ядам уже было, а если добавить оригинальную коммерческую деятельность, варианты кары становятся безграничны. Так стоит ли давать повод воплотиться кошмарам?
Несмотря на демонстративную легкомысленность, и гибкость психики Лекстон все же не бесхарактерная кукла, чтобы всегда прогибаться под изменчивый мир. Поэтому старается принимать превентивные меры. Как известно, кто владеет информацией тот…, ну не правит миром, а вот влиять на некоторые события, чтобы оптимально повернуть ситуацию в свою пользу желание вполне объяснимое.
Это и способ выживание и доза адреналина. Все же, даже если теоретически можешь топтать эту землю еще тысячу лет, не факт что тебе это вот так просто позволят.
Держа в своей голове гигабайты всевозможных данных, не всегда с ходу понятных ему самому и требующих работы со словарем и «гуглом», в быту вампир бывает, рассеян до изумления. Он из тех самых «одаренных» личностей, что способны полчаса бегать по квартире разыскивая ключи, которые лежат у них в кармане. В обязательную программу поиска входят не только карманы куртки и поддиванное пространство, но также холодильник и стиральная машинка. Да, прецеденты были.
Считает себя редким видом, не потому что вампир, а потому, что искренне ненавидит сидеть за рулем машины. Водить умеет, но не любит. Мотоциклы, велосипеды, да хоть вертолёт (лицензии не имеет, но знает, как, и нет, не только из инструкции) только не автомобили. Шутит, что пьяным его за руль не пускают, а трезвым он не полезет сам, ко всеобщей радости. Водит Лекс так, что укачает даже космонавта. Выносит это только Никки, по этой же причине периодически пытается уговорить Лекса кого-нибудь подвезти. «Добрая», «чуткая» женщина, что поделать?
|
Лекстон родился десятого февраля 1891 года, на пять минут раньше своей сестры Николь, в семье двух урожденных вампиров, пусть и выходцев из разных кланов. В целом, ему, пожалуй, повезло - старт был неплох. В состав семейства на тот момент входили: отец семейства - Вилфрид из клана Ван Дер Кройц, мать - Оливия, из последователей Люциуса, а также двое старших детей.
Помимо всяких гувернеров и прочих сомнительных личностей к мировоззрению и складу характера близнецов приложили руки и некоторые родственники со стороны отца - в частности дражайшая тетушка. Некто недальновидный в далеком 1891-м сообщил ей, что у нее, видите ли, родились правнуки – близнецы. На беду тетушка была и остается дамой образованной, педантичной и принципиальной до зубовного скрежета, хотя есть версия, что все это лишь компоненты чувства юмора, очень специфического и, по-видимому, наследственного. Так или иначе, почтенная вампиресса знала, чем отличаются двойняшки от близнецов и, приехав поздравить новоявленных родителей (лет через пять, не иначе специально выжидала), упорно возмущалась, почему на одного из детей одевают как мальчика, а второго - как девочку, и требовала определиться, наконец, с их полом. Да-да, непременно, одним на двоих. Причем, явные различия между детьми в качестве аргумента почему-то не воспринимались: сказано, что близняшки, значит, близняшки; и не важно, что Лекстон и тогда был возмутительно рыж, а Ники платиновой блондинкой – такие технические сложности никого не интересовали, да и лица у двойняшек еще лет шесть были почти идентичны. В общем, Вилфрид поджал губы и «определился». Детей переодели в пижамы и халаты одного цвета и формы. С тех пор тетушка продолжает «путаться» в своих внуках, то ли из чистой вредности, то ли от пережитого шока. Все же провести два месяца (вы так понравились детям, пусть они погостят у вас!) в обществе двух юных чудовищ, от которых в глазах не двоилось, а троилось, не говоря уже про слуховые галлюцинации.
Проще говоря, детьми они были просто бесподобны. Еще одну такую пару земля бы просто не вынесла. И если Лекстон в целом производил временами впечатление хоть и помешанного, но не буйного, то Николь полностью унаследовала взрывной характер матери, достойный потомков Люциуса. Наверное, так они друг друга и уравновешивали. Лекс оставался спокоен, пока буйствовала Никки и наоборот, хоть и реже.
В итоге отец счел, что две агрессивные самки вампира на одну жилплощадь - это перебор, и, когда близнецам исполнилось по восемнадцать, Вилфрид посчитал сей факт достаточным, чтобы выставить их из поместья, - по официальной версии мир посмотреть, жизнь понюхать.
Лекстон, еще будучи под крылом родителей и опекой учителей, увлекался зельями и аптекарским делом. Полноценного химика из него так и не вышло. Пробудившийся дух вечного студента гнал к новым неосвоенным граням и горизонтам, а желания корпеть над пробирками еще пару десятков лет не было. Интересы Лекса в этой сфере вполне удовлетворялись знаниями об уже открытых ядах, противоядиях, взрывчатых веществах и летучих газах. А так же поисках и восстановлении хорошо забытых старых рецептов. Он так же с интересом следил за новинками, о которых писали и о которых молчали, но сам в изобретатели не рвался.
В 1910-м году, следуя традиции клана Ван Дер Кройц, юных Корхов навещает дражайшая родственница. В смысле тетушка. После ее отъезда в городе становится на двух вампиров больше. В том же году, совместив знакомое с полезным, Лекстон в Валенштайне получает образование фармацевта, и лет в тридцать открывает небольшую аптеку (1920 г.). Тогда это была вполне обычная аптека, где просто продавались и покупались не всегда обычные средства.
Спустя три года и переезд в Уэльс на окраинах столицы появилась вторая аптека с внезапным названием «Полярная звезда». Причем тут аптека - объяснить было невозможно. Тридцать лет для вампира - не возраст, вить гнезда и остепенятся еще явно рано и, спустя три года. (1926 г.), близнецы сперва возвращаются в Валенштайн, чтобы навестить семью и, разведав новости, отправится дальше, в Лиаван.
К сожалению или к счастью, они пропускают свой поезд и, оправдав это волей судьбы, а не собственным хроническим раздолбайством, решают остаться в Валенштайне еще на год. В итоге этот год растянутся на двадцать лет.
В то время Лекс теряет интерес к своему прежнему увлечению и подумывает о продаже аптеки. Новым интересом становится история, и он практически переселяется обратно в поместье родителей, вернее в его библиотеку.
Таким образом, сначала поездка откладывалась по семейным и деловым причинам, а потом случилось то нападение в 1930 году. Город бурлит, Вилфрид уезжает в столицу. Кажется, весь клан с головой зарылся во внешнеполитические интриги, но война была неотвратима.
Чем была эта война для вампиров? Наверное, встряской. Кого-то искренне раздражало нарушение спокойного существования и привычных укладов, кто-то спешил оторваться и выпустить пар. Кого-то не досчитались в итоге, устранили под шумок. Однако сдавать Дюссельфолд никто не собирался. Сложно сказать, насколько им не чуждо чувство патриотизма, но вот чувство собственности…
Лекс попеременно относился то к первым, то ко вторым. Его раздражал творящийся бедлам, но возможность испытать некоторые знания и наглядно изучить анатомию пришлась весьма по вкусу. К тому же, у него было его драгоценное альтер эго, которому нужно было прикрывать спину и все, что к оной прилагается.
Когда осада Валенштайна закончилась, близнецы остались в городе. Лекс, по документам получивший ранение (вы когда-нибудь видели хромого вампира, а они бывают) какое-то время проработал фармацевтом при госпитале в пригороде Валенштайна. Попутно ему довелось освоить основы штопанья медицинским швом своей неугомонной сестры. Словно стремясь обыграть этот мир в какую-то жестокую игру, она нарочно выбрала самую «беспокойную» профессию. Кто именно протянул ей руку в эту «затейливую» стезю Лекс подозревал, но доказывать и обвинять не было смысла, хотя проломить голову временами хотелось.
Но время течет и меняется русло реки. Дюссельфолд старательно стряхивает с себя последствия, люди стремятся в кратчайшие сроки нагнать все упущенное. Нагнать ту жизнь, которой не могли насладиться. Кажется война и в частности новое оружие, подстегнули прогресс, больше возможностей, больше вероятностей. В 1950-м близнецы уже под новыми именами поступают в университет. Они практично выбирают юридический факультет. Не иначе как с бодуна. Ибо это единственное внятное объяснение столь целесообразного действия с их стороны. Наверно в попытке исправить это упущение, во время очередной поездки в Уэльс, близнецы поступают в местную академию искусств, на этот раз избрав более спорные профессии. Наиболее неожиданным можно назвать выбор Николь, хотя после юриста это уже не кажется странным. Лекс же поступил на художественный. Да ранее не упоминалось, да увлекался, а портретами Никки уже можно год отапливать не маленьких размеров средневековый замок.
Спустя несколько десятилетий, в 1980 году, близнецы все же отправляются в Лиаван. Тогда же, вместе с отчетами от управляющих появляется идея о новом использовании уже открытых заведений. Нет, не интимных товаров, это немного позже, но обязательно будет. Речь - о создании собственной информационной сети. Не под прикрытием аптек, слишком просто, банально и непредусмотрительно. Но как основные точки для «торговли» почему бы и нет?
Чужая культура всегда остается чужой, но от этого не становится менее любопытной. Нравы и обычаи порой весьма причудливо отражаются на политике не только страны в целом, но и отдельных сегментов рынка и предприятий. Особенно интересным это становится, когда прекращает быть туристической поездкой и становится, действительно, частью жизни, - просто на новом месте, опять и теперь уже с нуля. Понятия и способы борьбы за сохранность своей жизни и шкуры превращаются в целые философские, если не религиозные, учения.
В разъездах по Лиавану они провели почти пять лет. Возвращение в Дюссельфолд состоялось через Уэльс . Там близнецы провели всего несколько месяцев, не став задерживаться, но не упустив возможности ознакомиться и рассмотреть поближе. И все же они возвращались в Валенштайн, и снова - надолго.
По приезду в родные пенаты Лекстон занялся переоборудованием своих аптек. То есть, пардон, дедушкиных. По официальным бумагам Лекс и Николь Корх 1980 года рождения приходятся внуками Лекстону Корху 1891 года рождения и единственными наследниками, получая таким образом три небольших помещения в разных городах Дюссельдорфа. Некогда там работали аптеки. Теперь же они были переоборудованы под магазины интимных товаров. К 2005 году Корхи являются владельцами уже пяти небольших магазинчиков в Дюссельфолде, в том числе и Валенштайне. Через них же происходит связь с различными слоями общества. Вопреки классическим сюжетам из-под полы этих магазинов продаются не наркотики и даже не оружие, а информация. Продается, покупается и обменивается на деньги, другую информацию или услуги. Знающий может прийти сюда и приобрести то, что ему нужно, может предложить свою цену за молчание или отсрочку. За первой открывшейся точкой в Валенштайне в дневное время Лекс чаще присматривает сам. Под вечер оставляет магазин под присмотром наемных работников. В основном, это студенты, охочие до подработок, не обремененные скромностью и воспринимающие свое временное трудовое пристанище как повод щегольнуть перед друзьями своей смелость и отвязностью. В других точках это, как правило, люди умудренные и достаточно потрепанные жизнью, чтобы не проверять, насколько изобретательно Корхи могут подойти к эксплуатации собственных товаров.
Магазинчик в Валенштайне расположен в одном из не самых благоприятных районов на одной улице с многочисленными пабами и иными сомнительного вида заведениями, днем предоставляющими возможность недорого перекусить, а под вечер - обильно выпить. В этой вакханалии неоновых вывесок, красное сердце, однозначно свидетельствующее о направленности магазина, смотрится более, чем уместно. В целом, эта улица проходит на стыке двух районов и выглядит почти благополучно, тут еще можно почти не опасаться уличных банд, если не углубляться в закоулки.
Одним из немаловажных качеств этого места, является полное выпадение из зоны видимости немногочисленных камер, расположенных у входов в небольшие отели во имя сохранения нервных клеток владельцев. Над «Пчелкой», конечно, тоже есть своя камера, «ломающаяся» с завидной регулярностью. И молодой раздолбай-владелец, вместо покупки новой каждый раз начинает ее чинить с упорством контуженного идиота. Таким образом, за время работы «Пчелки» Лекс изобрел 37 способов сломать камеру с последующей починкой. После тридцать седьмого способа дело застопорилось, но он не теряет надежды. А пока, что поломки осуществляются в случайном порядке с помощью бросания костей. |
- 
- 
- 
