События в поселении Бонно глубоко тронули госпожу Сассекс-Данлоп. И дело было не только в том, что, по мнению многих, сейчас решалась судьба всего мира. Отнюдь! В громкой новости о том, что где-то там, на другом материке, разразилась ужасная трагедия, она видела не столько страшные последствия для человечества, сколько перспективный материал, который можно было бы использовать в свою пользу, если бы они с Найджелом жили в столице.

Её лицо, выражающее сочувствие, могло бы обмануть кого угодно — Найджел, вероятно, решил бы, что она искренне переживает за несчастных бердерцев. Но на самом деле за маской сострадания скрывалось горькое сожаление об утраченных возможностях. Впрочем, совсем скоро они оба будут благодарить Всесоздателя за то, что их дом находится достаточно далеко от эпицентра эпидемии, которая начнётся в Дюссельфолде.

— Подумать только, — с горечью в голосе произнесла Ирма, покачав головой. — Какой ужас! — выдохнула она, мысленно проклиная репортёра с первого Дюссельфолдского канала, который сейчас зарабатывал себе славу, беря интервью у мэра города.

Ирма была абсолютно уверена, что справилась бы с этой задачей лучше. Она до сих пор могла бы блистать в собственном шоу, если бы не решение сократить его выход до одного раза в месяц из-за переезда. Внешне казалось, что она искренне переживает за пострадавших, но в глубине души её занимали совершенно другие мысли.

Её пальцы нервно теребили край шёлкового платка, а взгляд то и дело возвращался к новостной ленте, где мелькали кадры из Валенштайна. В этих кадрах она видела не обеспокоенные лица людей, у которых брали интервью на улице, а упущенные возможности, которые могли бы сделать её имя ещё более известным.

— Найджел! — крикнула она мужу. — Хватит там стоять! Иди сюда. Ну ты посмотри! Посмотри только! Посмотри, я тебе говорю, — и только когда он подошёл, указала рукой в сторону экрана и выдала: — Ну кто? Кто надел бы жёлтый галстук к синему костюму? Аарон — ужасный репортёр! Ужасный, я тебе говорю. Ему бы брать интервью у домохозяек, которые пекут кексы дома. А ему дали интервьюировать мэра! Мэра, Найджел! Ужасно. Просто ужасно.

После этих слов сомнений быть не могло. Судьба мира волновала Ирму сейчас меньше всего. Куда больше её волновало то, что она видела на экране телевизора.

— Даже если мир будет гореть в огне, я всё равно выберу цвет своего наряда в соответствии с масштабом катастрофы! — фыркнула Ирма, когда Найджел заметил, что она затеяла разбор гардероба несчастного ведущего в столь неподходящее для этого время.

И правда, госпожа Сассекс-Данлоп вполне могла начать искать подходящий наряд в своём гардеробе — а то и купить его, если бы была уверена, что грядет конец света. Должно быть, в её жилах текла кровь фараонов царства огненной саламандры, не иначе. Они тоже заранее заботились о своём саркофаге и вещах, которые должны были похоронить вместе с ними. Будь Ирма фараоном, она бы запихнула вместе с собой в саркофаг и Найджела ещё при жизни — лишь бы быть уверенной, что он не сможет жить без неё.

Эта женщина всегда точно знала, чего хочет, даже когда уверяла всех в обратном. Можно сказать, что её «неопределённость» чаще всего была продуманной уловкой — то ли для проверки способностей супруга читать её мысли, то ли для разрядки напряжения через лёгкую словесную дуэль между ними. Любопытно, что после таких мини-поединков ничья гордость, как правило, не была уязвлена.

Она была настоящей женщиной во всём блеске этого определения: с непредсказуемыми сменами настроения, неуёмной энергией, ненасытной жаждой внимания и бесконечным списком желаний. Впрочем, её капризы были совершенно безобидными — она всё-таки оставалась больше женщиной-праздником, нежели женщиной-скандалом. Возможно, именно эта её неугомонность характера и понравилась в своё время Найджелу. Можно сказать, они уравновешивали друг друга.

Именно в тот момент, когда он опустился в кресло и произнёс, что не нашлось бы никого лучше её, кто мог бы осветить новости, Ирма буквально расцвела от удовольствия. Она была падка на лесть, особенно ту, что касалась её профессиональных способностей. В этот раз Найджел точно угадал, какие слова она хотела услышать.

— Ох, Найджел, — с лисьей улыбкой на лице произнесла Ирма, посмотрев на мужа с нескрываемым восхищением. — Я тоже так думаю, — она покачала головой, принимая чашку из его рук, сделала небольшой глоток, а затем обратила взгляд на экран.

После слов супруга она даже немного притихла. Много ли женщине нужно для счастья? Всего лишь пара правильных слов!

— Но вообще, конечно, всё это так ужасно, — теперь она уже говорила о катастрофе, произошедшей в Бонно. — А что, если мир действительно катится в Бездну? А мы с тобой ещё столько не успели, столько не сделали. У нас, можно сказать, вся жизнь ещё впереди. Нет, я совершенно не готова умирать. Мир без меня потеряет свои краски. А если умрёшь ты, то я потеряю стабильность в этом мире. Нет, нам совершенно точно нельзя умирать.

Искренние слова глубоко тронули Ирму. Она наклонилась вперёд, обняла мужа за плечи и оставила на его щеке влажный поцелуй — с отпечатком пурпурной губной помады, которую выбрала этим утром.

Ирма Сассекс редко появлялась перед Найджелом без макияжа и тщательно продуманного образа. Даже после свадьбы она считала важным сохранять ту версию себя, в которую он когда-то влюбился. Для неё это был не каприз, а необходимость — только в этом наряде, с этой укладкой, с этой помадой она чувствовала себя по-настоящему собой.

Те редкие дни, когда у неё не хватало сил накраситься, уложить волосы или хотя бы нанести маску, Найджел мог считать сигналом тревоги. Если Ирма выходила к завтраку без помады — значит, случилось нечто серьёзное. Она жила по принципу: «Даже умирая, выгляди безупречно».

— Ты один меня понимаешь, — выразительно произнесла она, погладив его руку. — Но, знаешь… вся эта история с Бонно, эпидемия, всё это… конечно, волнительно. — Теперь она говорила открыто, без привычной бравады, без шуток про новые коллекции. За фасадом модной светской львицы наконец проглядывали настоящие чувства.

Ирма действительно волновалась. Она не хотела признавать это даже перед собой — ведь слабость она презирала. А сейчас, как ей казалось, сама воняла ею. Она понимала, что в мире происходят события, которые уже не просто повод для сенсаций в глянце, а реальная, осязаемая угроза.

И теперь у неё были те, за кого особенно страшно. Любимый муж, внуки, которые уже смело называли её «бабуличкой» — ласково, по-своему, без пафоса. И именно по этой причине Ирма особенно остро чувствовала, как твёрдая почва под ногами начинает дрожать.

— Даже самый дорогой галстук от Дешфорта не спасёт нас, если эта зараза доберётся до Дюссельфолда. Представляешь, Найджел? А если она достигнет Смоука? — Голос её дрогнул. Она тяжело вздохнула, схватила со стола газету и начала обмахиваться, будто пытаясь развеять не только жар, но и тревогу.

Теперь она выглядела по-настоящему встревоженной. На экране телевизора показывали кадры падения дирижабля в Валенштайне, но Ирму это уже не интересовало. Важнее было другое: что делать дальше?

— Нам нужен бункер, — наконец сказала она, посмотрев прямо на мужа. — Под домом ведь есть подвал?.. Хотя нет, какой смысл… Нужно уезжать. В лес. Там, наверняка, будет безопаснее. Я один фильм видела… С Дейвом Робертсом. Ох, Робертс… блестяще сыграл.