Дождь на асфальте. Огни ночного города. Запах мокрой кожи куртки. Образы из прошлой ночи ещё бродили в голове Джулса, когда он толкнул дверь "Ретро Ритма", и колокольчик над входом приветствовал его мелодичным звоном. Магазин встретил привычным запахом — смесью пыли, старой бумаги и того неуловимого аромата, который можно назвать только "запахом времени". Солнечные лучи, пробивающиеся сквозь пыльные витрины, превращали пространство в подобие старой фотографии — всё в золотистых тонах, с размытыми краями.

Дом. Чёртов дом, которого у меня никогда не было.

Он кивнул Старому Сэму — владельцу магазина, седому мужчине в выцветшей футболке с логотипом "Вороны Полуночи", который, как обычно, сидел за кассой, погруженный в чтение журнала о джазе 60-х. Сэм поднял глаза, ухмыльнулся и вернулся к статье. Никаких лишних слов — именно поэтому Джулс и любил это место. Здесь никто не требовал разговоров, здесь ценили тишину, нарушаемую только потрескиванием старого проигрывателя.

Джулс двинулся между стеллажами, рассеянно проводя пальцами по корешкам пластинок. Он знал, что ищет. Уже неделю в его голове крутилась одна мелодия — "Вой в Полночь" Незрячего Марко Лаваля, редкий альбом 1952 года. Рэй упомянула, что видела его здесь, и Джулс не мог упустить шанс. Этот альбом был из тех, что не найдешь в цифре, из тех, что нужно слушать только с винила, чувствуя каждую царапину, каждое несовершенство записи.

Блюз, джаз, соул... Его пальцы автоматически перебирали пластинки, пока глаза сканировали названия. Джулс чувствовал себя археологом, раскапывающим артефакты давно ушедшей цивилизации. Цивилизации, где музыка была чем-то большим, чем просто фоновый шум.

И вдруг — вот он. Потрёпанная обложка с изображением музыканта, склонившегося над гитарой. Незрячий Марко Лаваль, "Вой в Полночь". Последний экземпляр, судя по пустому месту рядом.

Джулс протянул руку, ощущая то особое предвкушение, которое бывает только в момент перед прикосновением к чему-то по-настоящему ценному. И именно в этот момент другая рука — тонкая, с длинными пальцами и несколькими серебряными кольцами — потянулась к той же пластинке.

Их пальцы соприкоснулись на потрёпанном корешке винила, и Джулс почувствовал что-то похожее на электрический разряд, пробежавший от кончиков пальцев до самого сердца. Время словно застыло в этой точке соприкосновения — тёплая кожа незнакомки, прохладный картон обложки, пылинки, танцующие в солнечном луче между ними.

Он медленно поднял глаза и встретился взглядом с девушкой по другую сторону стеллажа. Рыжие волосы, глаза цвета осеннего леса, и что-то такое в изгибе губ, что заставило его на секунду забыть, зачем он вообще пришёл в этот магазин.

— Прошу прощения, — слова застряли где-то между мыслью и голосом, — но, кажется, мы оба хотим одно и то же.

Джулс моргнул, удивлённый. Карьера? Вот это поворот. Он окинул незнакомку новым взглядом — не просто девушка с рыжими волосами, а музыкант. Что-то в её хрипловатом голосе подсказывало — певица. Блюз? Джаз? Он ещё не решил, но интуиция редко его подводила.

— Моя карьера? — он усмехнулся, не ослабляя хватку на пластинке. — Нет, всего лишь вопрос жизни и смерти моей коллекции. Незрячий Марко — это... — он на мгновение запнулся, подбирая слова, — это как найти святой Грааль, если ты коллекционер блюза.

Солнечный луч скользнул по лицу девушки, высветив россыпь едва заметных веснушек. Джулс заметил, как её пальцы крепче сжали обложку, ногти проскрежетали по картону. Звук отозвался внутри почти физической болью — старые пластинки требовали бережного обращения.

— Послушать? — он покачал головой, машинально поправляя кольцо на пальце. — Это как предложить глотнуть воды человеку в пустыне. Незрячий Марко не для одноразового прослушивания. Это отношения на всю жизнь.

Где-то в глубине магазина старый проигрыватель сменил пластинку. Звуки саксофона, низкие и тягучие, заполнили пространство между ними. Джулс заметил, как девушка почти неосознанно качнулась в такт музыке — профессиональная привычка. Да, определённо музыкант.

— Давайте так, — он слегка ослабил хватку, но не отпустил пластинку. — Меня зовут Джулиан. Джулс. И судя по тому, как вы говорите о карьере, вам эта пластинка нужна не для коллекции. Для работы?

Он сделал паузу, внимательно наблюдая за её реакцией. За годы журналистской работы Джулс научился читать людей — маленькие жесты, микровыражения, то, как меняется дыхание. Эта девушка была напряжена, но не агрессивна. Скорее... отчаянна?

— Может, мы могли бы найти компромисс, — предложил он, не уточняя, какой именно. — Я журналист, кстати. И пишу о музыке. Иногда.

Джулс почувствовал знакомое покалывание любопытства. История. Здесь была история. Девушка-музыкант, которой позарез нужен раритетный блюзовый альбом. Что-то в этом было — то ли начало статьи, то ли первая глава романа.

— Что скажете? — он слегка наклонил голову, не сводя с неё глаз. — Кофе? Разговор? Может, мы придумаем, как эта пластинка может послужить нам обоим.

Он не стал добавлять, что уже почти решил уступить ей. Было что-то в её глазах — то самое отчаяние, которое он слишком хорошо знал сам. Но сначала он хотел услышать её историю. Узнать, почему именно эта пластинка. Почему именно сейчас.

Пальцы Джулса всё ещё касались её пальцев через тонкую преграду картонной обложки. Странная интимность момента — двое незнакомцев, соединённых куском винила и общей страстью к музыке, которую мало кто понимал в эпоху цифрового звука.

Джулс расплылся в улыбке, когда она произнесла "Котик". Это прозвище, брошенное с такой небрежной фамильярностью, почему-то задело что-то внутри. Обычно он бы съязвил в ответ, но сейчас просто наблюдал, как она отпускает пластинку — жест доверия или, может, просто практичность?

— Вскладчину? — он фыркнул, барабаня пальцами по обложке. — Звучит как предложение от человека, который не собирается платить свою долю.

Он бросил взгляд на Старого Сэма за прилавком — седовласый меломан делал вид, что погружен в свой потрепанный журнал о джазе, но Джулс заметил, как уголок его рта дрогнул в едва заметной усмешке. Конечно, старик наблюдал. Для него такие сцены были лучше любого сериала — живые истории разворачивались прямо в его магазине.

Джулс снова посмотрел на Мелиссу. Её рыжие волосы в косом солнечном свете, пробивающемся сквозь пыльное окно, казались почти огненными — живое пламя среди потускневших обложек и старого дерева. "Выступление в баре", значит. Интересно, в каком именно? Валенштайн был полон таких мест — от претенциозных джаз-клубов до прокуренных блюзовых подвалов, где музыканты с потрескавшимися от виски голосами выдавали такие ноты, что по коже бежали мурашки.

— В каком баре выступаешь? — спросил он, поглаживая обложку. — Я сам иногда играю... своё, в основном. Может, им блюзмен с гитарой нужен?

Это прозвучало почти небрежно, но в глазах мелькнул неподдельный интерес. Джулс не гнался за славой или деньгами, но сцена, микрофон, гитара в руках — это было как наркотик. Особенно в хорошие вечера, когда публика действительно слушала, а не просто пила свой виски под фоновый шум.

Джулс машинально покрутил серебряное кольцо на пальце. Кофе с незнакомкой-певицей. Звучало как начало одного из тех романов, что стояли на полке у его бабушки — тех самых, что он тайком читал в двенадцать лет, прячась в библиотеке её загородного дома. В тех историях такие встречи всегда заканчивались или страстным романом, или смертельной опасностью. Иногда и тем, и другим.

Эта девушка, Мелисса, была... интригующей. Что-то в её хрипловатом голосе и прямом взгляде цепляло его. Может, то, как она двигалась в такт музыке, даже не осознавая этого. Или то, как она смотрела на пластинку — словно это был не просто кусок винила, а ключ к чему-то важному.

— Я в деле, Ме-лис-са, — передразнил он её манеру растягивать слоги. — Но с одним условием.

Джулс поднял пластинку, рассматривая потёртые края обложки на просвет. Солнечный луч проходил сквозь картон, создавая почти мистический ореол вокруг изображённого на ней музыканта. Незрячий Марко смотрел в никуда своими невидящими глазами, пальцы на грифе гитары застыли в аккорде, который Джулс почти мог услышать — низкий, гулкий, уходящий куда-то в глубину души. Музыка, которая не просто звучит, а проживается.

— Я хочу услышать, как ты поёшь, — сказал он, переводя взгляд с пластинки на девушку. — Не сейчас. Может, в этом твоём баре. Просто... я должен понять, достойна ли ты Незрячего Марко.

Это прозвучало высокомерно, он знал это. Но что-то подсказывало ему, что с этой девушкой нужно держаться на равных. Она не из тех, кто оценит снисходительность или фальшивую вежливость. В ней чувствовалась сила — та самая, что отличает настоящих музыкантов от тех, кто просто перебирает струны или поёт ноты.

— И ещё, — добавил Джулс, направляясь к кассе, — я плачу за пластинку. Целиком. Считай это инвестицией в твою карьеру.

Он положил винил на прилавок и достал бумажник. Старый Сэм поднял глаза от своего журнала, переводя взгляд с Джулса на Мелиссу и обратно. В его глазах читалось одобрение, будто он был режиссером этой сцены и остался доволен игрой актеров.

— Последний экземпляр, — прокомментировал Сэм, бережно вынимая пластинку из конверта для проверки. — Берегите её.

Джулс расплатился, чувствуя странное волнение. Что-то в этой ситуации казалось ему... правильным. Как будто этот день должен был сложиться именно так — случайная встреча, спор за винил, и теперь — предстоящее путешествие в музыку Незрячего Марко.

Он аккуратно взял упакованную пластинку и повернулся к Мелиссе.

— Веди, — сказал он просто, кивая на дверь. — Я готов услышать, что в этом винили такого, что может спасти чью-то карьеру. И заодно, может, покажешь мне свой мир блюза. Давно хотел найти новое место для выступлений.

[html]
<div style="text-align: center; width: 100%;">
  <video autoplay loop muted style="max-width: 80%;">
    <source src="https://cdn.midjourney.com/video/23bb361d-a088-41ce-be8e-e73b845af101/0.mp4" type="video/mp4">
    Ваш браузер не поддерживает видео.
  </video>
 
  <div style="margin-top: 15px;">
    <audio controls loop>
      <source src="https://cdn1.suno.ai/d03d70f1-577d-435e-9898-0d9521ee790f.mp3" type="audio/mpeg">
      Ваш браузер не поддерживает аудио элемент.
    </audio>
  </div>
[/html]