Дни до того быстро складывались в месяцы, что Ева едва за ними поспевала: перевод, новый год, ее день рождения, день рождения ее отца – все перемешалось в одно цветастое пятно. Даже первые раскрытые дела, которыми девушка так гордилась, уже пылились под другими, более очевидными, почти шаблонными, и им все конца не было.

Ева не помнила, когда в последний раз пила кофе перед работой с Валенштайном (может, она видела его в последний раз, когда уговорила съездить с ней в автосалон за новой машиной?) или когда забегала к отцу хотя бы в участок, не говоря уж о доме.

Нормально ли было жить работой?

Вряд ли.

Но Ева так хотела быть на этом месте. Она горела тем, что делала, практически не замечая, что остававшаяся вне работы часть ее жизни превратилась в день сурка. Однако всякий цикл, ежедневный в том числе, может дать сбой. К сожалению, для Лердес он стал очередным потрясением, а не приятным знакомством или чем-то вроде того.

Жуя бутерброд и бесцельно листая фантолк, Ева сидела в сквере возле Управления, где ее нашел один из коллег ее отца. Он, кажется, даже старался быть мягким, но из всех его слов девушка услышала лишь те, что касались ее отца, который попал в больницу.

Сначала она вообще ничего не поняла – только сердце, остановившись, застряло поперек горла, – а потом помчалась в больницу. Терапевтическое отделение это же… ничего страшного, верно? Ничего настолько серьезного, чтобы была реальная угроза для жизни, да? Правда же?

Она почти не помнила, как вообще доехала до места – в себя привел присущий всем больницам запах медикаментов. Стараясь в спешке не сбить никого из снующих по холлу людей, Ева протиснулась к рецепшену.

– Подскажите, где Стивен Маркс, он поступил к вам недавно, – на одном дыхании сказала Ева.

Пожилая женщина смерила ее внимательным взглядом. Наверное, Лердес прозвучала слишком требовательно, но, если честно, ей было плевать. Женщина же поправила пухлым пальцем прямоугольные очки на носу и опустила глаза к монитору.

– Вы ему кем приходитесь? – спросила она.

– Я его дочь, – тут же отозвалась Ева. Запоздало понимая, что все документы остались в машине, девушка показала ей удостоверение детектива.

– У вас разные фамилии, я не могу разглашать информацию посторонним, – монотонно проговорила женщина. Лердес уже набрала в легкие воздух, чтобы начать возмущаться, но та ее перебила: – Можете попробовать поговорить с его лечащим врачом.

– Хорошо. Кто его врач?

– Я не могу разглашать информацию посторонним.

Скрипнув зубами, Ева отвернулась. Ее взгляд прошелся по многочисленным людям в холле, словно она могла вот так запросто понять, к кому обратиться за помощью, пока раздражение не овладело ею в полной мере.

С каких вообще пор узнать палату пациента – проблема?! Когда она попала сюда с Валенштайном, ей сразу сказали, где он находится. Так то был Валенштайн – ее напарник! А сейчас дело касалось ее родного отца! Ну что за бред.

Ева уже решила остановить кого-нибудь из персонала в терапевтическом отделении и продолжить задавать вопросы, как вдруг мимо прошел кто-то знакомый. Она по инерции развернулась вслед мужчине в белом халате. Что-то в нем было уже ей известное: то ли походка, то ли черты лица, замеченные мельком, то ли немного взлохмаченные волосы.

Могла ли она действительно его знать?

Ева сощурилась, судорожно перебирая воспоминания, в которых не находила ни одного человека-медика младше пятидесяти пяти. Может, она видела его вне больницы? Но где? Если только…

– Кэмпбелл! – воскликнула Ева. – Эшли, постой!

Он уже почти зашел в одну из палат, когда девушка ухватилась пальцами за его халат чуть выше локтя. Серо-зеленые глаза, поблескивающие не то от надежды, не то от беспокойства, тут же поднялись к лицу мужчины.

– Я… извини. Я Ева, мы с твоим братом работаем вместе, помнишь меня? – выдала она. Кажется, тревога начинала догонять, добавляя речи Лердес чисто болиссийские нотки. – Где-то здесь мой отец, но из-за того, что у нас разные фамилии, мне ничего не говорят. Ты можешь помочь? Его зовут Стивен Маркс, – Ева собрала бровки домиком, понимая, что Эшли мог сказать ей то же самое, что и дама на рецепшене. – Мне хотя бы просто узнать, что с ним случилось. Пожалуйста.