Когда в богатой семье рождается ребенок — это безусловно счастье. Когда в богатой семье рождается двойня — это уже тянет на событие. Когда в богатой семье рождаются разнополые близнецы – ликует вся семья, ведь это издревле сулило ей достаток и процветание. По законам жанра, сын становился продолжателем рода, наследником семейного бизнеса и защитником родных, а дочку, как расходный материал, можно было удачно выдать замуж, приумножив семейный капитал. И самое главное то, что если назвать близнецов необычными именами, то это поможет им привлечь удачу в дом, и прославить семью.
Конечно, зачем прислушиваться к голосу разума, когда устраивают глупые и ничем не подкрепленные... приметы... предков? Вот только наши пращуры не учли тот факт, что все имеет свойство меняться, и наша семья отличное тому доказательство.
Когда в богатой семье Гвидичи, относящей себя к роду аристократов, появились разнополые близнецы, то все приметы про достаток, процветание и удачу оказались не больше, чем вековой пылью, которую развеяли по огромному особняку крики двух новорожденных детей. Ведь кто же знал, что два маленьких чуда с необычными именами, одно из которых Марселла Эмберлин Гвидичи, не оправдают родительских ожиданий. И не потому, что дети были дураки ни на что не способные, а потому, что родителям не было дела до их желаний и потребностей. Они были слишком заняты распоряжением детских судеб вплоть до брака по расчету за семейными ужинами.
С самого детства я делала все в точности наоборот. Мама кричит, чтобы я не прыгала с дивана на кресло, ведь это антикварная мебель, и я могу… нет-нет, не пораниться, упав на пол, нет – я могу сломать мебель, и поцарапать эбеновый паркет. Что там детские переломы по сравнению с царапиной на дорогущем паркете?! Мелочь! Но я никогда не слушала, ведь пол из лавы никто не отменял! «- Ну как ты не понимаешь, мам? Это очень важно! Нельзя сюда наступать!», кричала я ей, когда она волокла меня по этому самому паркету в мою комнату, и запирала в ней, пока глупый ребенок не осознает свою вину и не попросит прощения. Но я не осознавала, и, как следствие, не просила прощения. Я молча связывала простыни, чтобы спуститься по ним со второго этажа на улицу, и сбежать из этого дурдома.
Возвращаясь к событиям из своего детства, вспоминаю, когда я впервые задумалась о побеге. Нам с братом исполнилось по восемь лет, кажется. Киллиан. Так зовут… звали моего братишку, ради которого я проглатывала ком обиды, засовывала свою гордость подальше, и оставалась в огромном особняке, в котором мы с ним чувствовали себя брошенными, невзирая на многочисленную прислугу, и родителей. Ведь я была на несколько минут старше, а значит, несла за него полную ответственность!
Год за годом из нас лепили достойных представителей рода Гвидичи. Как только начала позволять мелкая моторика, наши наставники во главе с матушкой принялись учить нас правильно обращаться с батареей столовых приборов. Локти не разводить. Не причмокивать. Не прихлебывать. За столом не шуметь и не смеяться. Еду руками не касаться, для этого есть вилка и нож. Господи, какой-то концлагерь, а не дом родной! Мы до одиннадцати лет ели в отдельной комнате с нянями и другими детьми, когда в наше родовое гнездо залетали гости.
С трех лет мы с Киллианом приступили к изучению иностранных языков. Любимая забава в светском обществе, и главный маркер хорошего воспитания, как говорила наша домоправительница. И если Киллиан еще пытался учиться, и некоторые предметы ему даже нравились, то я просто зазубривала все задания, лишь бы от меня отстали.
Я любила заниматься музицированием, вокалом, танцами. Но еще больше я любила наблюдать, как это делает мой брат. Мне кажется, у него действительно был талант. Вот только это замечали все, кроме родителей. Их ослепляло идеально нарисованное собственными желаниями будущее деток. Наше будущее, в котором мы не имели права голоса. Они вообще нас любили?
Но семь лет назад мое будущее изменилось, а планы родителей полетели в тартарары.
Семь лет назад, один уволенный отцом сотрудник… убил моего брата. Он не собирался этого делать, ведь первоначальным планом было типичное похищение с целью выкупа. Но что-то пошло не так. На выезде из города они попали в аварию. Мерзавцу удалось выжить, а вот брат домой живым уже не вернулся. В тот день, когда окровавленное тело мужчины, повинного в смерти Киллиана, охрана отца волокла по полу в подвал нашего дома, я видела его глаза. И это не были глаза человека, как мне показалось. Позже я узнаю, что мне совсем не показалось.
В тот злосчастный для нашей семьи день я изменилась. На смену музыкальным инструментам, танцам и пению пришли модные журналы, любовь к шоппингу и новые школьные друзья с золотой ложкой во рту. Отец сменил мне школу, чтобы люди не бередили мне рану, и не напоминали о брате. Матери, кажется, было наплевать. Она никогда не скрывала, что любила брата больше, чем меня, а после его смерти вообще подсела на антидепрессанты забив на единственную дочь. Тогда за мое воспитание взялся отец. Единственное, о чем он меня попросил, так это, чтобы я не забивала на учебу. И я выполнила его просьбу, совмещая развлечения с новыми друзьями и выполнение домашних школьных заданий на «отлично».
Через какое-то время для меня стало неожиданной новостью, что моему отцу свойственно испытывать различные чувства, и черствым сухарем назвать его уже было нельзя.
Он испытывал чувство гордости за своего ребенка, когда я впервые сшила свое первое платье, и получила на него положительный отзыв от хорошей знакомой отца, на встречу с которой он частенько меня брал, когда забирал после школы.
Чувство страха за собственное чадо, когда я не отвечала на звонки в силу различных обстоятельств.
Чувство сожаления, что был плохим отцом и позволил случиться трагедии, расколовшей нашу семью.
Чувство физической и душевной усталости, продолжая любить мою мать, которая завела себе на стороне мужчину.
В 16 лет он обустроил мне швейную мастерскую в нашем доме, потакая всем моим прихотям. Я ни в чем не нуждалась, и делала всё, что хотела, продолжая выполнять его единственную просьбу – учиться. Вечеринки с друзьями в шикарных особняках, красивые парни, ежедневный шоппинг в дорогих бутиках. Я не знала счета деньгам, и не задумывалась, каким трудом они достаются отцу. Я просто жила на полную катушку, продолжая заниматься тем, что мне нравилось.
Катарина. Так звали ту самую знакомую моего отца, которая одной из первых оценила мой талант к такому сложному и кропотливому ремеслу, как пошив одежды. Я с удовольствием проводила с ней столько времени, сколько ей позволял ее плотный рабочий график, когда она заглядывала к нам домой обсудить с отцом вопросы бизнеса. Я восхищалась ее красотой, умом и чуткостью, с которой она подбирала слова, чтобы сделать комплимент моему очередному творению. Прожужжала отцу про неё все уши, и в один прекрасный день, будучи немного пьяным, он сказал мне, к какому клану она принадлежит, и кем является по своей природе. Вампир. Эта новость меня шокировала, и привела в дикий восторг одновременно. Мне было 16, и фильмы для девочек с красавчиками-вампирами были моими любимыми. Конечно же после этого я стала восхищаться Катариной еще больше, и при любом удобном случае аккуратно интересовалась вампирской жизнью, мечтая однажды стать такой, как она. Так я узнала про иной мир и его обитателей.
Спустя год, когда мне исполнилось семнадцать, фирма отца обанкротилась, и моя беззаботная подростковая жизнь превратилась в сплошные испытания. Частная школа, в которой я училась, была тем хороша, что оплата за обучение поступала на счет организации до начала учебного года, и родители целый год могли не думать о том, где взять деньги, чтобы оплатить за следующий семестр своего ребенка. Но для меня это стало своего рода наказанием.
Я врала друзьям каждый раз, когда не могла пойти с ними в кафе и на шоппинг, на крутую вечеринку или слетать на выходные заграницу. Придумывала нелепые отмазки, и вместо обеда в школьной столовой, который оплачивался отдельно от учебы, я ела купленные заранее булочки, сидя на скамейке на стадионе. Через пару месяцев правда раскрылась, и друзья попросту отвернулись от меня, что меня очень расстроило, но ни капли не удивило. Я даже была к этому готова. Тупые шутки, подколы и слухи стали моими каждодневными спутниками. Почти каждый вечер я плакала у отца на коленях, но никогда его в этом не винила. После смерти брата мы с ним очень сблизились, и я не могла предать его доверие своими необоснованными обидами. Он всё порывался забрать документы и перевести меня в другую школу, но я была категорически против. Диплом этой школы высоко котировался в престижных ВУЗах страны, и я намеревалась поступить в один из таких, благо глупой никогда не была.
Спустя еще полгода отца нашли мертвым с разодранным горлом в собственном кабинете. Полиция закрыла это дело за неимением подозреваемых и отсутствием улик на месте преступления. Через неделю, после кончины отца, мать оставила мне записку, что больше не может так жить, и что уезжает заграницу. Не долго же вдовушка горевала, думала я. Моя жизнь превратилась в ад на земле. Если бы не Катарина, которая всячески мне помогала, пока я оканчивала школу, то я, наверное, отправилась бы вслед за братом и отцом.
На вручении диплома Катарина предложила мне стать её дочерью, и я, уставшая быть никому не нужной, с удовольствием приняла ее предложение, попросив лишь об одной просьбе – позволить мне оставить двойную фамилию хотя бы на бумаге. В общем, не знаю, где она нашла мою непутевую мать, и каким образом заставила (а заставляла ли?) подписать отказ от родительских прав, но в день, когда мое имя появились в одном свидетельстве об усыновлении (удочерении) рядом с именами Катарины и Филиппа, Марселла Эмберлин Гвидичи перестала существовать, а моя мечта стать частью иного мира осуществилась.
Здравствуй новый мир.
Здравствуй новая семья.
Здравствуй новая я.
Марселла Эмберлин Гвидичи Джованни. |
- 
