Небольшая семья Мельядо являлась дружной, сплоченной и единой, как все наследие Братислава. Проживая в Болиссии, подальше от городской суеты, в общине единоверцев, они свято чтили устои, традиции и принципы, созданные Норунданом. Эти оборотни отличаются здоровьем и твердостью духа, благородством и стойкостью, а самое главное – преданностью. От юной Мельядо не скрывалась правда об иных, она с детства знала, кем являлись родители, и кем в станет она. Ее готовили к будущему перевоплощению, рассказывали о ритуалах и сопутствующих правилах и нормах поведения.
Мия росла веселой и ласковой, любознательной и послушной, ее смех заражал своей искренностью, на оживленном лице горели жизнерадостные глаза. Ее лелеяли, любили и обожали. Со стороны девочки не было детских истерик, капризов и сцен, с ней всегда можно было договориться, главное - объяснить причину отказа. Если она настаивала на своем, то всегда могла обосновать, почему ей это нужно именно сейчас.
Мельядо росла, ходила в местную школу - она любила учиться, любила узнавать все новое, проявляла чрезмерное любопытство ко всему. Несмотря на строгие правила, юная мисс мечтала поступить в университет на сельскохозяйственный или ветеринарный факультет, чтобы стать более полезной в общине. Она мечтала заниматься лошадьми, или землей, или и тем, и другим. Несколько друзей Мии дождаться не могли, чтобы поскорее вырасти и вырваться в Хмель или другие города, но ей нравилась такая жизнь! Как можно не скучать по деревьям с могучими стволами и густыми кронами, по тому, как колышутся в полях злаки и соя? Или как пышет жаром в августе земля, влажная и плодородная? Как можно вычеркнуть из жизни гулянья в день Урожая, да и вообще все то, к чему привыкла с самого рождения?
Мия вела дневник и в нем, помимо девичьих мечтаний и надежд, была вписана первая исповедь. Она писала, прикусив язык, с усердием выливала на белый лист некогда совершенные шалости, с детской непосредственностью обещала забыть все плохие слова, услышанные от взрослых. А еще клялась, что будет мыть свою кружку, не будет прятать под матрас фантики и стеклышки, перестанет раскидывать носки и научится, как истинная юная леди, заплетать каштановые волосы хотя бы в косу. Ну, для начала.
Она обожала своего младшего брата! Выучила колыбельную, что пела мама и иногда, укладывая его спать, сама напевала старинные слова, подражая тембру материнского голоса. Лидия Мильядо садилась рядом, на пол и, обняв руками колени, задумчиво наблюдала за дочерью. Даже после рождения второго ребенка тонкая, гибкая фигура матери, облаченная в мужскую одежду, не потеряла своей грациозности. Мия любила встречать отца, возвращающегося после долгого рабочего дня на ферме. Он кидал ей перчатки, что пахли кожей и пыльным солнцем, нахлобучивал на ее голову свою шляпу с широкими полями и, подмигивая, протягивал кусочек сахара. Белый кубик практически мгновенно вскармливался единственному коню, который не скалил зубы в ее присутствии.
Девчонка любила свой дом, свою общину, свой лес. С замиранием сердца слушала, как ветер шелестит листвой высоких деревьев, приносит особенный аромат зрелого мая, свистит в винтажных фонарях, и на прощанье звенит подвешенными к балке на веранде колокольчиками и талисманами. Она собирала босыми ступнями утреннюю росу и утопала в длинном ворсе сочной травы. Она с умилением следила как иногда, в вечерних сумерках танцуют родители. В такие моменты юное сердце замирало, в глазах застывали слезы, и Мия была счастлива. В такие вечера она верила, что ее жизнь обязательно про бескрайние поля, лошадей, солнце, и уют.
Ирония в том, что именно с этой злополучной ночи начинается ее новая история. Такая холодная и мрачная, совершенно не похожая на весенний ветер и нежный солнечный свет Болиссии. Эта ночь осталась в памяти девочки обрывками воспоминаний. Она помнила тварь, мягко ступающую мощными лапами, и скользящую выходцем из ночного кошмара. Она не забудет, с каким леденящим душу звуком расходятся под когтистыми лапами кости, сминаются мышцы и ткани, словно картон для детских аппликаций. Они оба – девочка и зверь - слышат в темноте тихий, лепечущий в кроватке с высокими деревянными бортами, младенческий голос ее маленького брата. И только одна из них закрывает глаза, вдыхает воздух насыщенный смесью крови и леса, и глухота наваливается тяжелой подушкой, погребая под собой дыхание, ощущения, эмоции, движения и желание что-то решать.
Уже потом, спустя время, Мия обнаружит вокруг себя много людей, много света, много успокаивающих слов. Она не сразу поймет, почему сидит в тазу с водой, а староста общины оттирает ее от пепла, покрывшего все тело, и словно заведенная повторяет о том, что вокруг их сгоревшего дома фонит магией так сильно, что впору затыкать уши и зажимать нос в надежде уйти от неприятно-вязкого ощущения во рту. Почему люди шепчутся, и косо посматриваю на нее. И никто, абсолютно никто не слышит ее рассказ о чудовище, о вспышках и огне, о крови и о невероятно умных золотистых глазах, что смотрели на нее, прежде чем чудовище скрылось в ночной мгле. Ей не верят, переглядываются, успокаивают и Мия замолкает. Переживает внутри, и боль приходит постепенно, наполняет собой все вокруг, искажает и рвет на части детскую душу. Ей сейчас хотя бы половину той стойкости и силы, что были у ее родителей, тогда она могла бы противостоять, помочь, запомнить или сохранить, но…
Воспоминания о той страшной ночи, неверие взрослых, одиночество и страх кардинально изменили Мию. Долгое время девочка дергалась от самого нежного прикосновения, забивалась в угол от любого громкого звука и прижимала к груди коробку с фотографиями, пригвожденных друг к другу скрепкой, несколько записок исписанных мелким убористым почерком матери, и погремушкой брата. Она перестала любить солнце и небо, колокольчиковый звон и колыбельные песни. Она смотрела на приемных родителей, назначенных старостой, тревожными глазами и не воспринимала то, что до нее пытались донести.
Говорят, если в отлаженный механизм часов забьется самая маленькая песчинка, то они будут давать сбой, раз за разом стрелка будет отставать все больше и больше, постепенно увеличивая отрыв от реальности. Человеческий организм устроен почти так же. Мия подстроилась под новую жизнь, но раны, кошмары и обещания, данные себе, остались. Чтобы не порождать новых проблем, чтобы пройти обращение и получить свободу, она для всех стала прежним идеалом, жизнелюбивой девушкой, смело перешагнувшей черту и с гордо поднятой головой идущей дальше. Она прилежно училась, помогала приемным родителям, общалась со сверстниками и даже ходила на свидания. Она будто бы присутствовала в чужом теле и под чужим руководством, и просыпалась только тогда, когда оставалась одна. Тогда не нужно было притворяться, тогда она выла, словно волк, терзала кровоточащее сердце воспоминаниями, рвала на части собственную душу обещаниями отомстить. И все больше и больше погружалась во тьму, простые человеческие чувства подвергала сомнению, обостряла и нагнетала больной психикой, а сердце оставалось закрытым.
В шестнадцать лет, в свой день рождения и в очередную дату смерти родителей, Мия Мельядо наконец-то прошла первое обращение, благодаря приемной матери научилась ладить с внутренним зверем, и спустя два года внутренним чутьем, интуицией, юная девушка поняла, что все изменится сейчас, через несколько минут. Всю свою жизнь она слушала чужие разговоры, собирала информацию по крупицам, смирилась с тем, что за смерть ее родных никто не понесет наказание и месть заиграла новыми красками в отныне проклятой душе, на которую больше не претендовала чья-то любовь. Оставив записку, собрав нехитрые пожитки, Мия сбежала из дома под покровом чернильной ночи и, содрав с себя ненавистные оковы, в прямом и переносном смысле окунулась в иную жизнь.
Она училась всему новому истово, влезала в авантюры без раздумий и не искала другой участи. Она шла на риск, зная, что потом придется выгибаться от боли и ощущать, как горит истерзанное тело. Ей было не впервой рвать когти от заклятых друзей и настоящих врагов. От своих и чужих. Она научилась уклоняться от хука справа, даже если этот хук идет от радикально настроенных людей, не применяя собственную силу. Бывало, летели в спину выстрелы, матерная брань, чужая логика и магия. А сколько раз приходилось подавать руку, чтобы помочь подняться, и заглянуть в мутные нечеловеческие глаза.
Судьба предлагала ей жизнь, пожалуй, понасыщеннее ее предыдущей, и Мия не отказалась. Она больше не хотела занимать чью-то сторону, жить по чужим правилам и уставам. Обломанные крылья и содранные ногти, которыми она цеплялась за жизнь, окрепли. Темные обещания жгли раскаленным железом, требуя исполнения, а скомканные в один клубок эмоции не позволяли полноценно вернуться к нормальной жизни.
Время — оно не лечит, не заштопывает раны, оно просто закрывает их сверху марлевой повязкой новых впечатлений, новых ощущений, жизненного опыта. Мельядо еще из разговоров в общине узнала, что возможный виновник объявился не так далеко, как могло показаться.
Смоук встретил оборотня яркими огнями, громкой музыкой, и добрыми людьми. Он завораживал, манил, обещал. Мия сдала экзамены и зачислилась в местный университет. Она честно пытается жить под личиной обычной девчонки, прилежно учится, встречается с подругами, заводит новые знакомства, но никому не известно, какой накал эмоций кипит под обычно улыбчивым фасадом.
Вместе со знаниями Мельядо продолжает искать правду.
|
