[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
ПОХИЩЕНИЕ НЕВЕСТЫ СЭРА РОДРИГА СЕЛЛЕСТА |
ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: | УЧАСТНИКИ: |
|
|
|
Отредактировано Адам Тамплторн (13.05.2025 21:03)
Ревность, холодная, безмолвная, как гранитный камень под кожей, не поднималась наружу — он не дал ей прорваться ни в движении, ни в интонации. Но она уже была там. Потому что Дженис, его Дженис, говорила с этим человеком слишком мягко. Потому что этот человек смотрел на неё, как будто знал что-то, что знал только Леонард. Как будто что-то в ней принадлежало и ему тоже.
— Леонард Холт
Любовники смерти - это...
...первый авторский кросстайм. События игры параллельно развиваются в четырех эпохах - во времена легендарных героев X века до н.э., в дышащем революцией XIX веке, и поражающем своими технологиями XXI веке и пугающем будущем...
Любовники Смерти |
Добро пожаловать!
городское фэнтези / мистика / фэнтези / приключения
18+ / эпизодическая система
Знакомство с форумом лучше всего начать с подробного f.a.q. У нас вы найдете: четыре полноценные игровые эпохи, разнообразных обитателей мира, в том числе описанных в бестиарии, и, конечно, проработанное описание самого мира.
Выложить готовую анкету можно в разделе регистрация.
Любовники смерти - это...
...первый авторский кросстайм. События игры параллельно развиваются в четырех эпохах - во времена легендарных героев X века до н.э., в дышащем революцией XIX веке, и поражающем своими технологиями XXI веке и пугающем будущем...
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Любовники Смерти » 984 год до н.э. » Похищение невесты сэра Родрига Селлеста
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
ПОХИЩЕНИЕ НЕВЕСТЫ СЭРА РОДРИГА СЕЛЛЕСТА |
ВРЕМЯ И МЕСТО ДЕЙСТВИЯ: | УЧАСТНИКИ: |
|
|
|
Отредактировано Адам Тамплторн (13.05.2025 21:03)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Шурх, шурх. Точные движения ножа, лезвие скользит по древку, и постепенно будущая стрела приобретает острый наконечник. Гиллеона часто можно застать с ножом или другими инструментами, он постоянно что-то мастерит, чинит, приводит в рабочий вид. В разбойничьей хижине и возле неё всегда есть чем заняться.
Лес, залитый молочно-серым светом утренних сумерек, звенит от птичьих голосов, дрожит от шорохов и свежих дуновений ветра. За спиной слышатся шаги.
— Приготовь сбрую, поохочусь на "господских" овец.
— Сейчас бы жирного барана поджарить на вертеле, — грузный рыжебородый разбойник присаживается рядом на бревно-крыльцо. Всё здесь самодельное, всё сделано их собственными руками. Может, поэтому хижина больше напоминает шалаш. Но, главное, она защищает от дождя и ветра, это главное.
— Нет, Йовар, эту овцу я принесу в жертву. А потом достану нам барана, — Гиллеон смотрит на друга и широко улыбается.
Тот молчит, вытряхивает камешек из сапога.
— Разве твой бог кому помогал в последние времена? Эвелуна даровала Содружеству победу над нечистью, вот ей все и служат.
— А кто по-твоему помогает нам? — главарь разбойничьей банды вручает товарищу несколько готовых стрел, включая ту, что закончил только что. — Наша "нечисть" особенная. Но Слаандурн поможет нам победить. Изгнать её.
Вот только Гиллеон пока не знает, как.
Быстрый топот копыт взрывает землю и врывается в птичье многоголосье. Двое похожих друг на друга, как капли воды, молодых людей спешиваются. Эхан и Оан братья. Они вместе с Йоваром и Падрагом были с Гиллеоном с самого начала, а сейчас ездили в город, чтобы сбыть награбленное и узнать, когда будет ехать какая-нибудь повозка, которую можно также ограбить.
— Лорд Зол с целым караваном добра едет завтра в Эвернест. Через три дня они будут на Северной дороге, — говорит Оан.
— Подкараулим их на выходе за ущельем, — добавляет Эхан очевидную деталь, снимая с седла сумки с закупленным провиантом. Оан продолжает:
— Но, говорят, они обеспокоились безопасностью и с ними будет много охраны. Наёмники.
— Хорошо, — Гиллеон встаёт. — Наёмники так наёмники. Значит, Йовар, овца достанется тебе.
* * *
Солнце движется к зениту. Гиллеон рысью проезжает про пролеску около пастбища, теперь принадлежащего сэру Родригу, прячась за молодняком и высокими кустами орешника. Стадо отсюда далеко, но пастух не вооружён, и не ожидает нападения. Здесь и хищников-то нет, всех разогнали некрофаги, а они спят днём. Что до разбойников, то приезжие, будучи, конечно, предупреждены соседями, ещё не осознают в полной мере, что стали мишенью. Зато крестьяне знают, как пометить своих овец и где их выпасать, чтобы никто на стадо не посягал.
И вот, Гиллеон скачет к залитому солнцем пастбищу, через луг. Впереди уже виднеются кудрявые облачка в траве. Вдруг он видит девушку в благородном одеянии, что собирает цветы. Лошадь ржёт и привлекает её внимание, когда Гиллеон сбавляет ход, чтобы рассмотреть "гостью" издали. В следующий миг он пустит её в галоп — решение вызревает за долю секунды: пообедают сегодня тем, что привезли из города. Девица окажется перекинута через седло, и Беатрис унесёт её вместе со всадником в лесную чащу.
Отредактировано Адам Тамплторн (13.05.2025 22:51)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
На лугу было тихо — почти нереально тихо, как бывает только в те минуты, когда ветер перестаёт дышать, а птицы, затаившись, будто ждут чего-то. Трава щекотала подол платья, тонкие стебли сгибались под её пальцами. Иоланда стояла босиком, прижимая к груди скромный букет полевых цветов: синие васильки, лепестки, похожие на звёзды, и одинокий, чуть увядший мак — как кровавое пятно в зелёном.
Она ушла уже давно — с разрешения, конечно, с улыбкой и поклоном тётке, отцу и будущему мужу, которые остались в поместье, обсуждать будущее. Её будущее.
«Будущая госпожа Морихэда» — так сказала тётя Мариана. Спокойно, почти ласково вчера перед сном говорила тётушка, расчесывая длинные волнистые волосы Иоланды. Гребень мягко прочёсывал еще по-детски непослушные кудри. Но она была уже далеко не ребенком. Иоланда была взрослой девушкой, которую следовало выдать замуж и этот брак должен был стать разменной монетой. Она - лишь способ достижения целей, отмычка для замка, который её отец хочет открыть.
Иоланда чувствовала, что сердце её стало как вода в медной чаше — прозрачное, уязвимое, и любое движение, любое слово — будто камешек, роняемый вглубь.
"Ты должна быть благодарна," — звучали в голове слова леди Марианы.
"Это честь," — говорил отец, будто глядя сквозь неё.
"Ты справишься," — сказала себе сама Иоланда. Но голос был слаб, как у ребёнка, потерявшегося в храме.
Сколько раз она представляла себе этот день? Как её увозят в далёкое поместье, где стены пахнут чужим мёдом и соснами, где муж — не размытый силуэт детского воображения, а реальный человек, с которым придется делить ложе. Он старше. Вдовец. Воин. Человек, с которым ей надлежит быть женщиной. Его дети, если они ещё живы, возможно, ненамного младше её. Его дом — не её.
Нагнулась, срывая ромашку, и вздрогнула от топота.
Гул копыт пронёсся по земле, будто пробуждая её от медлительной, густой тревоги. В саду их дома такие звуки бывали только во время приезда гостей — редких, громких, с запахом лошадей и дорогих плащей. Здесь же, в этих бескрайних равнинах, всадник мог быть кем угодно. Гонцом. Стражником. Разбойником.
Но страх не пришёл.
Наоборот — что-то странное, почти детское, разлилось в груди. Любопытство. И наивная вера в то, что всё случается не просто так.
Ио обернулась. В лучах послеполуденного солнца всадник вынырнул из-за холма: в сером плаще, лицо наполовину скрыто тенью капюшона. Его лошадь была тёмной, крепкой — как у людей, что умеют ездить быстро и далеко.
Иоланда не отступила.
Она смотрела, как он приближается, и ветер играл её волосами, сбивая тонкую косу, оставляя пряди на щеках. Платье, сшитое для дороги, вдруг показалось слишком простым, почти девичьим — не для невесты, не для леди.
Когда всадник подъехал ближе, она сделала шаг вперёд, прижимая цветы к груди — словно они могли защитить её.
— День добрый, — сказала она, глядя прямо в его глаза, какие бы они ни были под тенью капюшона. — Вы, должно быть, проезжий. Или... гость?
Улыбнулась — скромно, неуверенно, как улыбаются девочки, которым велели стать женщинами.
Ио не думала, что он может быть опасен. Потому что никто не рассказывал ей о настоящей опасности. Только о долге, о Боге, и о том, как важно быть послушной.
А в сказках, которые шептала Севрина, всадники всегда несли перемены. Но между тем незнакомец не планировал задерживаться на месте, и вот Иоланда чувствует как её подхватили и тянут за платье, рывок и вот она уже оказалась перекинутой через круп лошади. Сердце забилось часто, дыхание сбилось, ей хотелось закричать, но крик, почему-то застыл в горле, вместо этого пришло оцепенение. Она не могла пошевелиться или что-то сказать. Но длилось это не долго, через минуту силы нашлись и тогда Иоланда завопила во что есть мочи:
- ПО-МО-ГИ-ТЕЕЕЕЕЕ - крик её эхом разнесся по равнине и утонул в топоте лошадиного галопа. - Отпусти меня, - начала она брыкаться. - Отпусти, тебе не поздоровится, я невеста сэра Морихэда, пусти! - наивная простота...и зачем со всеми потрохами выдавать в себе ту, за кого можно просить большую награду?
Отредактировано Долорес Прайс (15.05.2025 10:01)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Надо же, какая. Ещё и разговаривать с ним пыталась.
Сердце разбойника не дрогнуло. Оно только запело где-то в самой глубине, как поёт, когда среди болотных пустошей находишь чистую кувшинку. Видимо, нетронутая никем... Но Гиллеон долго не думает.
Он гонит лошадь через лес, по одному ему известным тропам. Крик девушки остаётся там, на опушке, где её если и услышит кто, то пастух. Но оно и к лучшему. На всякий случай Гиллеон петляет, чтобы избежать возможной погони, а потом направляет Беатрис к дому.
Невеста, значит. Он думал, что дочь. Вернее, он не думал вовсе, и плана никакого у Гиллеона не было. Шальная блажь, вот что это было. Но если бы девушка и правда была дочь, Родриг бы, наверное, не поскупился на хороший выкуп. Они не так хорошо знакомы ещё с этим сэром.
— Видал, какой дворец себе отгрохал? — Говорил Эхан, ездивший на разведку.
— Всех заставил строить, даже детей, — вторил ему брат.
У Гиллеона скрипели зубы. «Его люди» не должны были стать подарком. «Его люди» не товар, не рабы.
Он на скорости выезжает на поляну, где хижина, где Йовар уже распалил костёр, чтобы готовить обещанную ему скотину. А когда останавливается, его уже обступают товарищи, «Лесные братья».
— А говорил, мы не крадём людей.
— Ты что, решил девицу в жертву принести?
— Недурна овца, а Падраг? Тебе бы пришлась по вкусу.
— Тощая и меха мало.
Мужчины с любопытством разглядывают незнакомку, босоногую, растрёпанную сейчас.
— Она говорит, она невеста Родрига. Вот и посмотрим, правда ли это, — отвечает Гиллеон, помогая девушке встать на ноги. Если так, то за неё действительно можно потребовать выкуп. Если это правда.
— Врёт, небось.
— Видал я таких «невест».
Гиллеон смотрит в большие глаза — ну точно воловьи.
— Не бойся, мы тебя не обидим.
Её никто и пальцем не тронет, у главаря разбойников на этот счёт разговор короткий. Вон, скоро солнцестояние, девки сами побегут в лес — гадать. А нагадают мужиков с добрым хозяйством. Они, как правило, не против. Знают главное правило — чуть что, сразу выскочить замуж за соседа. А силой брать — это Гиллеон не приемлет, никак. До сих пор встают перед глазами те картины, когда мерзавцы на его глазах развлекались с его матерью. И они до сих пор живы...
— Если ты сама не захочешь, — издаёт басистый смешок Йовар, и получает взгляд острее стрелы.
— Обедать будем тем, что из города привезли.
Парни недовольно заворчали, кто-то пошёл доставать из холодильной ямы мясо, кто-то занялся остальными приготовлениями, но большая часть команды осталась топтаться или сидеть у костра, поглядывая.
— Звать тебя как? — спрашивает Гиллеон девушку.
Отредактировано Адам Тамплторн (15.05.2025 11:59)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
Ей страшно. Сердце как обезумевшее колотится в юной груди, которой не касались руки ни одного мужчины. Смиренная, стеснительная, она верит, что жизнь полна приключений и доброты. Выросшая в богатых комнатах замка отца. И как же скоро за этим придет разочарование и осознание, что мир не таков как описывается в сказаниях и балладах.
— Меня зовут Иоланда. Из Лоранов, — сказала она, не отводя взгляда от человека, что выдернул её из привычного мира и поставил посреди чужого. Голос её звенел, тонкий и хрупкий, но не дрожал. Цветы в её руках сбились в неопрятный пучок — она всё ещё сжимала их, будто букет мог стать щитом.
Под ногами трава, незнакомые лица вокруг — мужские, грубые, жующие, смеющиеся, оценивающие. Запах дыма, лошадиный пот, кожа, вяленое мясо, лес. Всё слишком близко, слишком чужое. Её дыхание всё ещё сбивалось, но она держалась прямо с достоинством, как юная леди, пока не успевшая опериться интригами большого дома и одинокого замужества за отсутствием самого мужа.
— Я невеста сэра Родрига Селлеста. Мой отец, лорд Ремий, прибыл с визитом в Морихэд. Если я не вернусь до вечера — меня будут искать. И не сомневайтесь, вас найдут, - Ио обводит лагерь взглядом, она скрывает свой страх.
Иоланда знала, что нужно говорить спокойно. Нужно говорить так, чтобы слова звучали правдой. Чтобы прозвучало угрозой, если надо. У них — язык стали и силы, но она знала другой: язык мягкой женственности и достоинства. Может быть еще не поздно уговорить его отпустить её.
Кто-то шагнул ближе. Она чувствовала взгляды. Любопытные, весёлые, голодные. Сердце забилось сильнее, но лицо её оставалось почти безмятежным. Почти.
— Вы совершаете ошибку, — сказала она, глядя на человека, которого считала здесь главным. Вожак. Остальные смотрели на него — значит, решает он. - И если вы хоть немного чести имеете… отпустите меня. Пока не поздно.
Сказано слишком смело. Слишком резко. Но молчать — хуже.
В глубине она чувствовала, как шевелится страх. Медленный, холодный, липкий. Но не страх за тело — страх потерять саму себя. Стать куклой. Пленницей. Молчаливой вещью, которую можно обменять, спрятать, сломать.
— Я не боюсь вас, — сказала она чуть тише, почти неосознанно. Сама себе. Может, лжи в этих словах было больше, чем правды. Но она не собиралась плакать. Ни здесь, ни теперь.
Цветы выпали из пальцев. Василёк упал на землю — синий, будто глаза матери. Она не нагнулась за ним. Не сейчас. Люди расходились, кто-то бросил взгляд через плечо. Но она осталась — как пятно среди тени, как светлый кусочек мира, к которому всё это не имело отношения. И всё же теперь она была внутри.
Костёр потрескивал, вечер начинал опускаться на плечи. Всё пахло дымом и сыростью. В голове звенела мысль:
«Я живая. Я не их. Я — Иоланда Лоран. Я сбегу, пусть только морок опустится на лес и сбегу.»
— На солнцестоянии, говорят, судьба ведёт за руку. Даже тех, кто сбился с пути. — она говорит это как шутку. Но в его голосе что-то тревожное.
В этот миг Иоланда впервые чувствует: всё, что было до этого — было сном. А жизнь только началась. И она не знает, в чём её роль — невеста? пленница? Или... гостья леса, который шёпотом звал её с детства в сказках что рассказывала няня.
Одним только древним духам даасских лесов ведомо, кем ей предстоит стать.
Отредактировано Долорес Прайс (15.05.2025 19:59)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Гиллеон с улыбкой наблюдает за девушкой. Она говорит, их найдут. Пусть не сомневаются.
— Да ну? — он ухмыляется краешком рта.
Глаза смеются, но цепко изучают захваченный трофей. Стоит, храбрится. Хорошо держится. Для птички, что всю жизнь жила в клетке.
— Вы совершаете ошибку. И если вы хоть немного чести имеете… отпустите меня. Пока не поздно.
— Чести?! — возмущается высокий чернявый разбойник, один из близнецов (это Оан, хотя Иоланда, конечно, этого не знает). — Ты взываешь к нашей чести? Что это, как не пустой звук, которым прикрывается шваль, называющая себя лордами?!
Гиллеон не вмешивается, только выразительно смотрит на девицу, словно подтверждая истинность слов товарища.
— Что ж, очень хорошо, что не боишься. Присаживайся, Иоланда. Из Лоранов. И считай, что ты у нас в гостях.
Глазастая садится не сразу. Фраза, сказанная ей странна, вызывает смех у разбойников.
— Ты ещё и пророчица?
Однако долгий взгляд Гиллеона пристален.
Из рук в руки передают куски валеного мяса, сыр и хлеб. Мужчины едят, голодными глазами глядя на Иоланду. Гиллеон берёт себе порцию и отходит распорядиться, чтобы несколько человек ближе к ночи заняли позиции в лесу неподалёку от поместья сэра, чтобы запутать следы и увести в чащу тех, кто снарядится на поиски невесты. Сам же он пойдёт на переговоры, но уже не сегодня. Пусть помучаются ночь. Будет им урок.
Рядом с девушкой на бревно подсаживается юноша, на вид лет восемнадцать-двадцать.
— Не бойся, — говорит он участливо. — Твои отец и жених отдадут нам золото, и ты вернёшься домой. Они должны нам. Они грабят наши земли и заставляют наших людей работать на себя.
Он хочет сказать что-то ещё, робко разглядывает лицо Иоланды и шею.
— Молки, иди приготовь место для сна под старой елью. Положи больше лапника и дёрна, — главарь возникает за спиной и занимает место ушедшего. Вручает девице плед. — Много болтают. Но это лучшие люди во всей долине. — Гиллеон взглядом указывает на своих товарищей, знакомя Иоланду: — Падраг Эсфасец, Йовар, Оан и Эхан, Ральд, Фингал... — он представляет всех, затем добавляет: — Меня зовут Гиллеон.
Падраг бледный, веснушчатый, с такой же бледно-рыжей чёлкой, косо свисающей на один глаз. Йовар грузный, с ярко-рыжей кучерявой бородой. Оан и Эхан длинные и жилистые, с чёрными, как сажа, волосами, а Ральд могучий и крепкий, как дуб. Фингал же невысокий, зато улыбка его от уха до уха, а нос красный от выпивки. Это те, которых легко запомнить с первого раза, которых Гиллеон представил первыми. Молки же парень русый, стройный, волосы его убраны в хвост, а взгляд грустных голубых глаз серьёзный и тревожный.
Когда солнце подбирается к верхушкам деревьев, все разбредаются по своим делам — кто запрягает коней и скачет в лес, кто готовит дрова, кто отправляется с мечами и луками на охоту и защиту лагеря. Гиллеон показывает Иоланде настил из лапника и дёрна, организованный под огромной и очень старой елью.
— Ты будешь спать здесь. Эхан и Оан присмотрят за тобой. Отдыхай, встаём мы на рассвете.
С этими словами Гиллеон уходит в чащу. У него при себе мех с вином и кролик, явно живой — он несёт его за уши.
Отредактировано Адам Тамплторн (15.05.2025 23:22)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
- Обязательно найдут, - Иоланда смотрит прямо в глаза Гиллеону. Маленькая смелая пташка, которой до смерти страшно, но она держится, потому что храбрая. Потому что не верит в зло, в её мире есть только доброта. Ох как тяжело падать с этих мягких облачков на сырую праведную землю.
Их взгляды встречаются. Его прямой, губы изогнуты в улыбке, насмехается. Ио хмурится. Никто не смеет насмехаться над ней. Особенно над будущей госпожой этих земель. Но сказать об этом она не решается, лишь запоминает. Вот найдут её и тогда она покажет!
Но они все добры к ней. В их лицах нет зла. Иоланда нерешительно делает шаг босыми ногами по сырой земле, усыпанной сосновыми колючками, чувствует как те впиваются в пятки - все равно, не покажет, что ей неудобно. Решает воспользоваться гостеприимством, садится.
Нет, она не пророчица, а только лишь глупая девчонка, которая наслушалась сказок, но кто ж признается в том, что сглупил?
- Да, моя бабка была ведьмой, говорят. Лечила и предсказывала, - выражение лица Ио становится горделивым, она вскидывает вверх подбородок, а потом смотрит на публику - сумела ли произвести должное впечатление? - Её дар мне передался. Что скажу - все сбудется, - нагоняла она то ли страху, то ли смеху.
Хлеб дошел и до нее. Ио аккуратно отламывает небольшой кусок, от мяса и сыра отказывается. Отщипывает понемногу от своего отломленного куска, отправляет в рот, тщательно жуёт. А в замке сейчас, небось, ужин. Подают что-то вкусное...вот бы сейчас съесть сладкого пирога, и рот тут же наполняется слюной.
Она глотает, закрывает глаза, чтобы отмахнуться от видения.
- Вряд ли за меня дадут хоть сколько-нибудь золота, - замечает Ио, - мой отец из знатных, но беден для таких дел. А жених...я слышала, что он скуп, так что ему проще найти себе новую невесту, чем заплатить за меня, - глупо было с её стороны говорить такое банде разбойников, которые настроились на выкуп. Но Ио всего лишь девчонка, куда ей понять как правильно.
- Отпустите меня, зачем вам нужна добыча за которую не дадут и десяти монет золотом?
Но отпускать её не торопились.
Гиллеон представил ей всех своих ребят и Иоланда правда, очень-очень старалась заполнить их имена. Но тут же забыла, вылетело из головы. Она только лишь кивает. Потом её ведут к настилу, она смотрит на свою кровать под открытым небом и поднимает голову вверх, смотрит на верхушки сосен. Она никогда не спала в лесу на земле, никогда не спала под звёздами.
- Спасибо, - Иоланда провожает Гиллеона взглядом.
Она осталась одна под тяжёлой елью, словно под сводом глухой, забытой часовни. Хвоя пахла пряно и влажно, будто в воздухе было что-то древнее, спящее. Её руки дрожали, но она старалась не показывать этого. Плед, выданный главарём, оказался тёплым, пахнущим костром и чужими телами. Она укрылась им, как могла, и села на край настила, оглядывая лагерь. У костра смеялись, пели. В их голосах не было насмешки над ней — но было равнодушие, опасное в своей простоте. Когда-то Севрина говорила, что ночью лес слышит всё. Достаточно назвать своё имя — и духи старых корней ответят. Не помогут, нет. Но запомнят. И, может быть, шепнут кому-то ещё, кто тоже слушает.
Дрожь пробежала по телу — не от страха, а от усталости. Всё было слишком быстро. Рывок. Галоп. Эти люди. Их костры. Их грубые голоса. А потом — имена. Он назвал их по именам, будто вводил в семью.
Она смотрела на то, как мужчины снуют туда-сюда, как кто-то метёт место у костра, кто-то затачивает нож, кто-то чинит седло. Жили они... как звери. Но в этом было что-то почти чистое. Неприкрытое. Ио вспомнила лицо матери — в последний раз, когда та целовала её в лоб, пахнущая лавандой. Мама никогда бы не допустила, чтобы дочь оказалась здесь. Никогда. Но мама мертва. Иоланда опустила голову на колени и закрыла глаза.
«Если бы духи Севрины и впрямь жили в этих лесах, если бы хоть кто-то из них слышал меня — пусть пошлют мне знак. Пусть подскажут, как сбежать. Или как выжить.» Сквозь полусон доносились шаги. Но никто не подошёл близко. Не тронул. Не уселся рядом. Кто-то положил возле неё свёрток — пища? Ткань? Она не тронула. Она ждала темноты. Лес менялся с наступлением ночи. Он переставал быть просто декорацией. В нём просыпались голоса — не человеческие. Скрипучие деревья, в которых, казалось, жили воспоминания. Потрескивание веток. Дыхание зверя где-то в глубине. Или это был ветер.
Иоланда лежала на боку, притянув плед к подбородку, и смотрела в тьму. Ни слёз, ни молитв. Только ровное, глухое: ждать. слушать. помнить. Но ждать надоело уже через четверть часа. Иоланда поднялась и пошла в сторону леса. Луна стояла высоко в небе. Приближалась полночь.
- Ты куда собралась? - окликает её длинный, жилистый, с черными волосами - она не запомнила имя.
Ио остановилась, смущенно опустила глаза.
- По надобности...естественной, - смутилась пуще прежнего и щеки залил румянец.
- А...ну ты это, далеко не отходи, и чтобы отзывалась когда я буду звать, поняла?! А то искать пойду - пеняй на себя. Я этот лес как себя знаю, вмиг схвачу, коль бежать вздумаешь, ясно тебе? - Ио лишь кивнула и юркнула за ближайшие кусты, потом отошла еще. И еще. И еще.
- Эй, ты там? - крикнул жилистый.
- Да-да! - отозвалась Ио, но останавливаться она не собиралась и как только отошла достаточно далеко припустила таким нечеловеческим галопом, что даже ветру за ней не угнаться. От веток, которые то и дело хотели расцарапать глаза она укрывалась руками. На нежной коже оставались длинные полосы порезов, но Иоланда из Лоранов не чувствовала ни страха, ни боли, она чувствовала, что свобода близко.
Только вот бежала она в другую от свободы сторону. Сколько бежала - не помнит. Только вот замерла, когда впереди показался круг света. Она подобрала подол платья и стараясь себя не выдать подошла ближе к кругу.
Отредактировано Долорес Прайс (16.05.2025 16:48)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Была ли Иоланда потомственной ведьмой или нет, а надолго она не увлекла разбойников — у всех были свои дела. Только Йовар проворчал на то, что она отказалась от мяса:
— Ешь давай. Думаешь, одна тут такая? Наш Гиллеон тоже сын лорда. А не ведёт себя, как принцесса.
А Молки, снова подсев рядом, протянул кружку тёплого вина. Гиллеон же, вновь подойдя и услыхав последние слова, сказал:
— Вот и посмотрим. Не дадут — им же хуже.
* * *
С закатом солнца лес становится диким, чужеродным, опасным. Всё живое в нём замирает, прячется. Мужчина идёт знакомым путём осторожно, под рукой на поясе меч. Всего через пятнадцать минут он выходит на поляну с менгиром и разложенными по кругу булыжниками. Перед высоким камнем, на котором луна высвечивает грубо высеченные огамические символы — Гиллеон сам высекал, сам устанавливал этот менгир, — лежит камень плоский, чёрный от засохшей крови. Мужчина склоняется возле него и высекает искру, разводя рядом костёр.
Боги всегда были с ним. Молитвами матери они хранили его, оберегали и воспитывали. Гиллеон с детства умел чувствовать это, видеть в знаках, когда обстоятельства складывались особым образом, наблюдать в себе, в том, что он был здоров и крепок, в том, что им встретился старик Веласкар, в том, как он учил мальчика и растил. Боги не добры. Они равнодушны к людям. Они без жалости позволяли злодеям надругаться над его матерью, позволили ей умереть, и небо не почернело, даже птица не вскрикнула. Но Гиллеон точно знает: они отвечают на молитвы. И всё, что он получил, было ответом на молитвы его матери. Она так говорила ему. Поэтому и сейчас Гиллеон верит, что боги помогут ему одержать победу. Он только должен умолить их. Снискать милость повелителя неба, Слаандурна. Он только это и запомнил от Бригги: Слаандурн благосклонен к молитвам. Люди потом говорили, его мать была тесейка. Люди говорили, тесейцы приносят богам кровавые жертвы. Если так, то и Гиллеон будет делать Слаандурну подношения, убивая на жертвеннике животных. Людей не доводилось, но и просьбы у него были невелики. Пропитание, успех в охоте на господские повозки, безопасность жителей деревни и их скота, хороший урожай... Повелитель неба не всегда давал то, что Гиллеон просил. Наверное, не мог. Всё в природе связано, и если дождь в одном месте, его не будет в другом. Не весь мир крутится вокруг одного разбойника.
Шепча слова молитвы, Гиллеон прижимает кролика к жертвенному камню и заносит нож.
* * *
— Ау, ты там? Чёрти тебя раздери! Эхан! Девчонка сбежала! — и, ломая ветви, братья понеслись в погоню.
* * *
Когда Иоланда подходит к поляне с менгиром и издали видит склонённую над жертвенником фигуру, со стороны раздаётся всхрап, треск, рядом оказывается чья-то фигура, в повороте едва не сталкиваясь с ней. Взмах меча, звук рассекающейся плоти, и в сторону отлетает половина длиннорукого чудища: тёмная изъязвленная кожа, на худом полу-обгнившем лице застыл оскал, обнажающий ряд длинных кривых заострённых зубов.
— Я знал, что ты будешь пытаться сбежать, — тихо говорит Молки, оборачиваясь к девушке — его лицо различимо в дальнем свете костра на поляне. В следующую секунду другой некрофаг прыгает на него сзади, вцепляясь пастью в плечо, и схватившись с ним в краткой борьбе, юноша убивает и его, и ещё двоих, а остальных рубит на ровные половины подоспевший Гиллеон.
— Куда вас бесы приволокли?! — он хватает девушку за руку и тянет на поляну, к огню, где проще держать оборону, если на запах человечины стянулось много полуночных тварей. Гневно обернувшись, он видит на плече Молки, где разорвана ткань рубахи, рваную рану в следах грязных острых зубов. Бледно улыбаясь, юноша прикрывает рану ладонью, но меч уже свистит в воздухе.
— Нет, нет! — голова Молки отлетает в сторону.
На поляну выбегают Оан и Эхан, они часто дышат. Оан пронзает мечом спину последнего некрофага, что пытался поймать сбегающего кролика своими длинными ручищами. Добивает его, отрубая голову, и вытирает меч подолом рубахи. В молчании все смотрят на труп Молки.
— Возьмите его, идём в лагерь, — рука Гиллеона с силой сжимает предплечье Иоланды. Он смотрит ей в глаза и шипит в сердцах: — Ты принесла нам беду. Твоя глупость.
Когда они подходят к лагерю, там суета. Прискакавшие из лесу Фингал и Падраг докладывают:
— Весь дом на ушах. Родриг сам поехал искать невесту с гостями и домашними. Мы думаем, это шанс.
На лице Гиллеона холодная ненависть, глаза щурятся, когда он обдумывает план.
Отредактировано Адам Тамплторн (16.05.2025 19:37)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
А потом все случилось так быстро, что она не успела опомниться и даже закричать. Неведомые твари, словно из загробного мира. Молоки, который говорит, что знал, что она будет бежать и шёл за ней. Лязг меча, крики, хрипы и стоны чего-то неведомого, но страшного.
Ио закрывает лицо руками и только чувствует, как кто-то взял её за шиворот и потащил в круг света. А потом - лицо Молоки, это нежное еще детское лицо, такое храброе и такое невинное, подернутое поволокой мужественности. Голова парня слетает с плеч. Ио не закричала, не заплакала, не бросилась на Гиллеона. Она смотрела как тело держалось ровно какие-то несколько секунд, прежде чем начать оседать, падать. А потом хруст и кровь, она брызнула вокруг, попала на платье, на лицо. Она замерла. И уже не слышала криков и ругани подоспевших на подмогу Оана и Эхана.
Иоланда стояла неподвижно, дыхание прерывистое и неглубокое, словно воздух внезапно стал слишком густым, чтобы вдохнуть его полной грудью. Перед глазами всё ещё была смерть Молки, и гневные слова Гиллеона звучали в ушах, как звон колокола, предупреждающего о беде.
— Да, это моя вина, — произнесла она почти беззвучно, скорее для себя, чем для него. Голос был неестественно спокойным, за этим спокойствием она старалась спрятать собственную дрожь. — Но я не желала никому зла.
Она подняла взгляд, не боясь встретиться глазами с человеком, от которого теперь зависела её жизнь, и, возможно, не только её.
— Я не просила его идти за мной, — Иоланда осторожно подбирала слова, понимая, что оправдания звучат пусто, бессмысленно. — Но он пошёл, и я не забуду это.
Она чуть замолчала, пытаясь справиться с тем, что подступало к горлу — слёзы или крик, она сама не могла понять. Оба были недостойны вырваться наружу. Сглотнула, проталкивая комок в желудок.
— Я виновата, — повторила она чуть громче, сжав кулаки, так что ногти вонзились в ладони, чтобы не потерять контроль. — Но если мой жених уже ищет меня, значит, и другие могут пострадать. Этого я не допущу.
Она вновь посмотрела на Гиллеона, взгляд был теперь твёрдым, как будто за этот краткий миг девушка повзрослела на много лет. Она с силой начала упираться, заставила Гиллеона остановиться.
— Скажи, что я должна сделать. Я буду слушать. Я больше не убегу.
Последняя фраза прозвучала с решимостью и почти что яростью. Иоланда больше не смотрела вниз и не прятала взгляд. В её глазах была не только боль и страх — теперь там появился огонёк, та самая сила, которая жила в ней с детства, но до этого дня не имела возможности проявиться.
Она ждала приказаний Гиллеона, и в этот момент поняла, что уже неважно, что будет с ней. Теперь имело значение только то, что будет с другими людьми, которых она невольно втянула в эту историю.
Иоланда была готова искупить свой поступок любой ценой.
Отредактировано Долорес Прайс (17.05.2025 23:49)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Убивать укушенных некрофагами нужно быстро, не раздумывая, пока жалость не прокралась в сердце, не отравила. Будет время оплакать. Всё равно человеку не жить, так не нужно мучить его и всех остальных надеждой, давать его рассудку потемнеть, а ему самому — стать опасным.
Гиллеону было жаль Молки. Давно из «Лесных братьев» никто не погибал. Давно не приходилось убивать своих. Вернее, добивать. Они всё равно были в руках смерти, более страшной, чем загробное наказание за грехи, что обещают жрецы Эвелуны.
Тяжело, больно. Хочется винить всех причастных, но виноват ли парнишка в своей смерти, и если да, сможет ли он нести теперь эту вину? Виновата ли девица в своей глупости? Гиллеон сам привёл её сюда. Может, и правда ведьма, и какие-то силы покровительствуют ей?
Гиллеон тащит девицу за руку через лес, по-прежнему босую и растрёпанную (тоже мне, невеста сэра), а Иоланда лепечет, лепечет, лепечет... И в конце концов голос её начинает звенеть, в нём звучит сталь, Гиллеон останавливается, уже дойдя до лагеря, оборачивается всем телом к девушке. Как оборачиваются к ним и все, кто оставались в лагере.
Взгляды встречаются, и главарь банды, думавший прикрикнуть на досужую, смеряется, и голос его звучит добрее, чем планировалось.
— Как ты не допустишь? Ты ещё ничего не поняла? Лес кишит некрофагами, и мы собираемся завести людей твоего жениха в чащу, если они попытаются нас отыскать. Правда, я не уверен, что они рискнут...
В этот же момент Фингал и говорит, что девицу уже ищут, притом сам сэр.
— Хорошо, — отвечает Гиллеон. — Тогда встретим их сами.
Иоланде же он говорит:
— Ты поедешь с нами и будешь молчать. Может, и не придётся никого заводить в чащу.
Когда по лагерю расходится весть, что Молки был покусан некрофагом (и все знают, что за этим незамедлительно следует), воцаряется тишина. Мужчины стягиваются на поляну, где лежит тело юноши и его голова на положенном ей месте, склоняют головы. В тишине можно расслышать дальние пение и выкрики — это деревенские жгут костры и празднуют самую короткую ночь в году.
— Прощай, брат, — первым подаёт голос Йовар. Остальные вразнобой также повторяют: "Прощай", "Прощай, брат".
— Молки был укушен, когда пошёл в лес за девицей один, — говорит Гиллеон. — Это был глупый, но храбрый поступок. — Последние слова он говорит тихо, через силу: — Прощай, брат.
После того, как тело уносят для погребения безо всякого обряда, разбойники собираются у костра, чтобы стоя выпить за погибшего.
Отредактировано Адам Тамплторн (18.05.2025 11:00)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
Иоланда шла через лес, всё ещё босая, запачканная землёй, с ветками в волосах - больше похожая на простолюдинку в таком виде, чем на барышню из каменных покоев, которой расчесывают волосы служанки по вечерам... Ступни ныли от ран, сердце гулко стучало где-то под рёбрами. Голоса вокруг сливались в гул. Кто-то спорил, кто-то ругался, кто-то молчал. Иоланда шла, не слушая. Она знала: умер Молки из-за неё.
В лагере её встречают взгляды. Острые, тяжёлые, как копья. Пыль под ногами кажется густой, как зола. Каждый шаг — по иглам. Она чувствует: здесь ей больше не рады. Она принесла беду, и должна ответить за это. Из-за нее погиб их друг, брат.
Лес кишит некрофагами. Она не видела раньше этих тварей. Она не знала, что лес может быть так враждебен, что он скрывает таких чудовищ...почему никто ей не говорил? почему няня молчала? Или она тоже не знала? Она хочет возразить, сказать, что не допустит, чтобы из-за неё страдали ещё люди, но осекается, держит эту мысль в себе. На сегодня она и так сделала очень много того, чего не хотела бы.
Когда весть о смерти Молки обходит лагерь, воздух словно стынет. Мужчины один за другим собираются у костра. Кто-то приносит его тело, и кто-то — голову. Плащ, накинутый поверх скрывает смерть. Под этим саваном Молки выглядит живым. Кажется, что он просто спит и от этого еще тяжелее.
Тишина опускается, как саван. Вдалеке слышны голоса — деревенские, радостные, пьяные. Там празднуют солнцестояние. Здесь — прощаются.
— Прощай, брат, — глухо говорит один из них, и другие подхватывают: «Прощай», «Прощай, брат» — хором, вразнобой.
Эхо этих слов отзывается где-то в груди Иоланды. Она не повторяет их — не имеет права. Но губы её беззвучно шепчут: прости. Молки погиб в лесу. Из-за неё.
Ио стояла на краю света от костра, словно на границе мира. Босые ноги обжигало от сырой земли и иголок, холод полз вверх, вначале обнимая лодыжки, потом голени, бедра, живот, грудь, шею... но она не двигалась. Всё тело застыло, словно она сама стала камнем с глазами, о которых когда-то рассказывала Севрина. Голос Гиллеона всё ещё звучал в ушах, острый и жёсткий, но уже не злой. В нём была правда — страшная, беспощадная правда, которую ей раньше никто не открывал.
Она вздрогнула, услышав слова о Молки: «Глупый, но храбрый…» Эти слова, будто стрелы, пронзили её насквозь. В груди болезненно защемило, дыхание сбилось, слёзы едва не прорвались наружу. Она вскинула голову вверх, заставляя себя не плакать.
Когда мужчины разошлись, чтобы выпить за погибшего, Иоланда осталась на месте, смотря на землю, где недавно лежало тело Молки. Она не знала, что положено говорить в таких случаях, не знала, как прощаются с мёртвыми разбойники. Но вдруг ей вспомнились слова Севрины, тихий шёпот, который иногда звучал в глубине памяти, наполняя её уверенностью и покоем. Она произнесла их еле слышно, словно боясь, что её услышат, хотя в глубине души этого очень хотела:
— Именем тех, кто ушёл, именем тех, кто придёт, будь спокоен, дух. Земля тебя примет, ветер отнесёт твоё имя богам, и они встретят тебя ласково. Прости меня, Молки…
Последние слова дрогнули в голосе, и она замолчала, опустив голову и смотря в землю, будто надеясь раствориться в ней, чтобы не чувствовать ничего больше.
Иоланда медленно подняла глаза и посмотрела в сторону костра, где мужчины молча поднимали кружки и пили в память о товарище. Она молча шагнула к костру и остановилась на некотором расстоянии, не нарушая границы их мира, но и не стоя в стороне. Ио смотрела на Гиллеона. На его лицо, на котором сейчас отражался весь груз ответственности за каждого из этих мужчин. Сейчас он был для неё не похитителем, а кем-то, кто был вынужден нести свою тяжкую ношу. Иоланда подняла руку и, чуть дрожа, потянулась к стоявшей на бревне кружке, полной вина. Она взяла её, коротко взглянула в глаза Гиллеона, словно спрашивая разрешения, затем сделала маленький глоток и опустила глаза вниз.
— Пусть он найдёт покой, — произнесла она чуть слышно, скорее для себя, чем для других. Затем, решившись, чуть громче: — Простите меня.
И только после этих слов она почувствовала, как слёзы, наконец, сорвались с ресниц и заструились по щекам. Но она не отвернулась, не спряталась — она стояла прямо, будто говоря себе и миру, что готова принять всё, что принесёт ей новая жизнь.
Отредактировано Долорес Прайс (23.05.2025 19:39)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Гиллеону жаль пленную. Дурная девка. Босая, простоволосая, едва не рыдает от косых взглядов. Которые, конечно, сама заслужила. Гиллеон понимает парней. Они сейчас хотят мести. И, глядя на эту фигуру, растрёпанную и грязную, Гиллеон вспоминает мать.
Он берёт плед, который выдавали девице для ночлега, и хочет укрыть её, но девица стоит и что-то шепчет. Главарь разбойников не знает, какому богу или богам она возносит молитву, а может, читает заговор, но решает не подходить. Он только слышит краем уха: «...богам, встретят тебя ласково» — и дальше: «Прости, Молки». Молитва Иоланды похожа на молитву даасцев, и очень странно услышать от дочери лорда молитву даасцев. Та ли она вообще, за кого себя выдаёт? И не зря ли «Лесные братья» будут сейчас рисковать жизнью?
Гиллеон идёт к костру и присоединяется ко всем. Тогда туда подходит и Иоланда, словно чувствуя потребность прятаться за его персоной. И, вновь, глядя на неё, Гиллеон представляет, как бы могли хотеть потешаться над ней другие разбойники в другой ситуации. Ему от этой мысли не по себе.
А девка сама нарывается, как будто нарочно привлекая внимание. Гиллеон даже успевает набрать воздух в лёгкие, открыть рот, как она начинает плакать горячими слезами. Ну что тут сделаешь?
— Простить тебя? — вскрикивает Оан, — А чем ты заслужила прощение?
— Сядь, — сухо говорит Гиллеон Иоланде и кладёт рядом с ней плед, который до этого сминал в руках. — Оан прав. Но пусть тебя судят боги, мы своего намерения не меняли. Откуда ты знаешь молитвы даасцев?
Ему пришло в голову, что, увидев, что Гиллеон язычник, девица могла таким образом попытаться сойти за свою. Но это не значит, что она не может чего-то скрывать или вообще напрямую водить их за нос. Выслушав ответ, Гиллеон всё ещё сомневается, однако всё, что они могут, это проверить на практике, тем более, если сэр Родриг уже сам их ищет.
— Всё, поехали, — говорит главарь банды, прерывая серию колючих взглядов, бросаемых на пленную, тихие переговоры между собой и вполне себе громкие комментарии девице — «Братья» всегда на равных в высказываниях. Беатрис ждёт под седлом — было бы опрометчиво снимать сбрую, когда в любой момент может потребоваться вскочить на лошадь. Мужчина протягивает Иоланде руку, чтобы без лишних слов посадить её впереди себя, как трофей, за который он лишь хочет получить выкуп. Продолжает, обращаясь к «Братьям»: — Поедем в обход через реку, встретим их со стороны чащи. Сперва забираем деньги.
Так и сделали. В полной темноте всадники прошли песчаным бродом через быстротечную лесную речку, обошли той стороной, затем пустили коней по скользким камням второго брода обратно. Ехали тихо, и вскоре стал слышен лай собак и голоса.
— Эй, Родриг, — кричит Гиллеон перед залитой лунным светом поляной. На солнцестояние выпала полная луна, какое редкое совпадение. — Мы тут кое-кого нашли, не хочешь забрать? Мы много-то не просим. Всего-то пуд золота. Надеюсь, вы прихватили его с собой.
Разбойники засмеялись. Они выехали на поляну навстречу всадникам Селлеста вместе с ним во главе.
— Лорд Ремий, вы мне предлагали свою дочь, а не распутную девку. Это точно она? — поинтересовался сэр Родриг у мужчины, едущего от него по правую руку.
Отредактировано Адам Тамплторн (24.05.2025 10:45)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
Иоланда вздрогнула от резкого вскрика Оана. Слова разбойника прозвучали как удар, заставляя её мгновенно замолчать и почувствовать себя ещё более уязвимой. Щеки залило краской стыда — жгучего, острого, почти болезненного. Она опустила голову, стараясь спрятать мокрое от слёз лицо от этих грубых, оценивающих взглядов.
Сухой приказ Гиллеона: «Сядь», — заставил её подчиниться, словно внезапно напомнил, кем она здесь является — всего лишь пленницей. Плед, небрежно брошенный рядом, вызвал странное чувство благодарности, перемешанное с обидой на саму себя за эту слабость. Девушка осторожно потянула ткань к себе, обернула плечи, стараясь спрятать дрожь и хоть немного согреться, унять стук сердца.
На вопрос Гиллеона про молитвы даасцев Иоланда подняла глаза. В её взгляде больше не было вызова — лишь тихая, болезненная искренность:
— Меня учила моя няня, — тихо ответила она, и голос её звучал хрипло, прерываясь на последних словах. — Она была даассийкой, рассказывала мне сказки и молитвы своего народа. Я запомнила их, хотя мой отец этого никогда не одобрял.
Её голос слегка задрожал, она снова опустила голову, не зная, поверил ли ей Гиллеон. Возможно, ей и правда было бы легче, если бы он решил, что она просто хитрит, пытаясь притвориться. Тогда её правда не звучала бы так жалко и беспомощно.
Когда он протянул ей руку, чтобы помочь сесть на лошадь, Иоланда почувствовала странную смесь облегчения и унижения. Она послушно, словно тряпичная кукла, позволила усадить себя впереди, осознавая, как жалко выглядит в глазах окружающих. Всё, что ей сейчас оставалось, — это довериться разбойнику, надеясь лишь на то, что в его сердце найдётся хоть крупица жалости для неё.
***
Иоланда напряглась всем телом от грубых слов своего будущего супруга. В лицо бросилась кровь, щеки запылали, глаза распахнулись широко от шока и возмущения, и она невольно прижалась спиной к Гиллеону, словно пытаясь найти защиту там, где её, казалось бы, быть не могло. Её дыхание сбилось, пальцы сжались в кулаки, ногти больно вонзились в ладони.
Она никогда не ожидала услышать такие слова от того, за кого её собирались выдать замуж. От человека, который должен был стать её опорой и защитой. В эту секунду ей показалось, что весь её мир, тщательно построенный тёткой и отцом, рухнул, и вместо него осталась лишь пустота, наполненная болью и унижением.
— Это я, — произнесла Иоланда, голос её звучал тихо, но твёрдо. Она подняла голову и посмотрела прямо в глаза человеку, которого впервые увидела именно сейчас — мужчине, намного старше её, с суровым лицом и взглядом, полным презрения. — Я Иоланда из Лоранов. И если вы считаете меня распутной за то, что я была похищена и едва не погибла, то мне не о чем больше с вами говорить.
Она произнесла эти слова с гордостью, даже с вызовом, не думая о последствиях. Пусть отец и тётка упрекают её в глупости и дерзости, но Иоланда больше не могла терпеть. Её достоинство оказалось сильнее страха перед незнакомыми ей людьми, перед грубыми мужчинами, вооружёнными мечами и кинжалами. Она вдруг ощутила себя сильнее всех них, потому что ей больше нечего было терять — кроме самой себя.
Иоланда сидела прямо, босая и растрёпанная, с горящими глазами, словно королева, потерявшая свой замок, но сохранившая честь. И теперь уже не разбойники казались ей врагами — а те, кто в тёплых покоях рассуждал о ней как о товаре.
Её взгляд не дрогнул. Теперь она смотрела не на сэра Родрига, а на отца, ища в его глазах хоть малую долю того, что могло бы напомнить ей о доме, о ласке матери, о нежности.
— Отец, — сказала она, голос её звучал отчётливо в ночной тишине. — Скажите что-нибудь. Или вы тоже так думаете?
Иоланда смотрела на отца, пытаясь поймать его взгляд, найти хоть малейшую искру сочувствия или поддержки. Но лорд Ремий словно нарочно избегал смотреть дочери в глаза — хмурый, мрачный, стиснувший зубы так, что скулы проступили резче обычного. Он молчал, и от его молчания Иоланде вдруг стало так холодно, будто она вновь оказалась одна в сырой ночи, окружённая тёмными тенями и чужими людьми.
Слова Родрига эхом звучали в её голове. Она чувствовала, как жар унижения смешивается с холодом предательства, заполняя её до краёв. Никогда раньше она не испытывала такой горечи — даже в тот день, когда умерла мать, даже в то утро, когда её заставили покинуть родной дом ради незнакомого мужа. Сейчас всё это показалось ей лёгким, почти счастливым, по сравнению с тем, что она испытывала, глядя на мужчину, призванного стать её мужем.
Руки Иоланды дрожали, но голос оставался ровным и тихим:
— Значит, вот чего стоит честь мужчины, который должен был стать моим мужем.
Эти слова прозвучали ясно, и в тишине, повисшей над поляной, они прозвучали особенно остро. Она осознавала, что сейчас говорит с людьми, которые привыкли решать все вопросы оружием и золотом, и от того её слова казались ещё более отчаянными и беззащитными. Но молчать она больше не могла.
— Вы правы, сэр Родриг, — продолжила Иоланда, глядя прямо в его суровое лицо. — Вам не нужна такая жена. Та, которая провела несколько часов в плену, лишается своей чести в ваших глазах. Но знаете ли вы, что такое честь?
Её голос звенел от напряжения и праведного гнева. Каждый слог, каждое слово давалось ей тяжело, но сейчас это было единственное, что она могла противопоставить жестокости мира, в котором её жизнь казалась всего лишь мелкой монетой, годной только для обмена.
— Моя честь не зависит от вашей оценки. Ни от вашей, ни от кого-либо ещё. Она принадлежит мне и только мне.
Иоланда не замечала, что её пальцы крепко вцепились в край седла, и что она прижалась спиной к разбойнику, который всё это время молчал за её спиной, словно сама тень. Она ощутила странную опору в том, кто был её врагом и похитителем, и не могла понять, отчего именно сейчас рядом с Гиллеоном она чувствует себя спокойнее, чем рядом с собственным отцом и будущим мужем.
— Если вам дороже золото, чем честь женщины, которую вы обещали взять в жёны, — продолжила она, гордо выпрямляясь и поднимая подбородок выше, — то для вас я уже бесполезна.
Она умолкла, и только теперь, в повисшей после её слов тишине, ощутила страх от того, что наговорила слишком много, и от того, что её смелость может стоить ей дороже, чем она способна себе представить. Но обратно дороги не было. Иоланда ждала ответа, готовая к чему угодному — кроме молчания.
Тишина, установившаяся после её слов, была подобна глухой стене, от которой она не могла отвести взгляда. Мужчины смотрели на неё, как на чудо или безумную — и от этого ей хотелось исчезнуть, раствориться, уйти куда-то в лес, где её никто больше не найдёт.
Лорд Ремий всё это время сидел в седле, напряжённый и молчаливый, избегая смотреть на дочь. Но после слов Иоланды он медленно повернул голову и впервые за эту встречу посмотрел ей прямо в глаза. В его взгляде было что-то болезненное, тяжёлое, словно каждое слово дочери было камнем, что рухнул ему на плечи.
— Дочь моя, — произнёс он тихо, с трудом, будто каждое слово причиняло ему физическую боль. — Что за речи ты ведёшь? Твоя честь — честь дома Лоранов, и ты не должна забывать об этом ни на мгновение. Ты обещана сэру Родригу, и долг наш перед ним — сохранить твоё имя незапятнанным. - Он замолчал, сжав поводья в кулаке так крепко, что побелели костяшки пальцев. — Если ты пострадала от рук этих негодяев, скажи, и я сам первым подниму меч за твою честь. Но если твои слова — лишь девичья вспышка, то ты наносишь удар не только по себе, но и по всему нашему роду. - Голос лорда Лорана дрогнул. Иоланда знала отца слишком хорошо, чтобы не понять, что он сейчас находится на грани между гневом и отчаянием. Её сердце болезненно сжалось в груди — от стыда, от горечи, от невозможности хоть что-то объяснить человеку, который должен был понять её лучше всех на свете. — Ты должна быть благодарна, что тебя всё ещё готовы принять обратно, — добавил он сурово, но глаза его выдавали внутреннюю борьбу. — Подумай хорошенько, Иоланда. Что бы сказала твоя мать, если бы слышала эти слова сейчас?
Он отвернулся, словно больше не мог видеть лицо дочери. Слова, произнесённые отцом, прозвучали тяжелее любой угрозы. Иоланда ощутила себя разбитой и раздавленной, словно все её усилия сохранить достоинство вдруг стали бессмысленными. Ей хотелось закричать, что мать сказала бы ей быть смелой, что её честь — это не товар на продажу. Но язык не повиновался, и она лишь смотрела в глаза отцу, ощущая, как слёзы вновь жгут глаза.
Отредактировано Долорес Прайс (27.05.2025 13:06)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Гиллеон не стал разбираться, почему дочь эвелунистов читала даасскую молитву, разве она не знает, кто она? Его вообще это должно было мало волновать — сейчас за бедовую девку дадут выкуп, и можно на время забыть о лордах и сэрах, не считая их повозок, конечно. И дальше, мало по малу, думать над планом, как изгнать Селлеста из своих земель. Однако же, вот, представилась возможность. Что стоит завести захватчиков в лес и оставить там на сжирание ходячим мертвецам? Никто не обвинит разбойников, когда эти глупцы сами попёрлись в чащу... Это надо обмозговать.
Девица, надо сказать, оказалась не только характером крута, но и на ощупь ничего. Гиллеон, конечно, держал себя в узде и где не прилично не лапал. Но плоть его животная давно бы полюбила её, представь им такую возможность. Вовлекла бы в старую добрую игру.
Гиллеон не стал скромничать, потребовал пуд золота, и теперь ждал, что скажет Селлест. А Селлест ждал, что скажет Лоран. И только голос Иоланды звучал, как голос соловья над полем брани, когда обе стороны приготовились к битве. Он звенел о чести и ещё раз о чести — дерзкие и обвиняющие слова, которые никакой рыцарь не стерпит. Бесстрашно. Глупо, но храбро. Это надо же так... Гиллеон усмехнулся. Так их.
Единственное, досадовал он, девка сейчас договорится, и за неё и вправду медяка не дадут. С другой стороны, разве не приятнее перспектива избавиться от сэра раз и навсегда?!
— Ну так что, Родриг? Девица или золото? Правду про тебя говорят, что ты жадный и тупой, как боров, — Гиллеон улыбается, Беатрис переступает с ноги на ногу. Спина Иоланды приятно греет живот.
— Хватит слов, лорд Ремий. Проучим этих разбойников и заберём твою дочь. А дома если ты её не выпорешь, я сам это сделаю. Взять их!
Команда была, видимо, оруженосцам и прочим способным держать оружие домочадцам, потому что все люди, что сопровождали на лошадях сэра Родрига и его гостя, ломанулись через поляну. Гиллеон громко свистнул, крепче прижал к себе Иоланду, Беатрис, поднявшись на дыбы, развернулась, и разбойники со смехом и улюлюканьем поскакали в лес.
* * *
Некоторое время они скачут галопом через густой, почти непроходимый лес. Люди Родрига не могут знать, что некоторые из зловещих уханий в чаще — это голоса "Братьев", ориентирующие разбойников в темноте среди деревьев. Совсем скоро последние вместе с невестой сэра Родрига отрываются от погони, оставив преследователей среди древних скрюченных, сцепленных в шипастые паутины ветвями дерев и непролазных кустарников, пересекают реку и уже другим путём возвращаются в свой лагерь. По дороге они смеются и весело переговариваются.
— Как корову покупать пришёл.
— А ты бы дал за такую пуд золотых?
— Ну, может, половину... Если бы я был сэром...
— Фингал, я твой язык мяснику продам, если продолжишь в том же духе.
— Больно надо мне... И что мы теперь с ней делать будем?
Гиллеон растягивает губы и качает головой. Он пока и сам не знает. Знает только, что даже не будь у него цели избавиться от сэра, не смог бы продать её этим паршивцам как корову.
— Вернём на родину.
Когда все спешиваются и начинают распрягать лошадей, Гиллеон помогает Иоланде спуститься, но не смотрит ей в глаза. Сейчас благодаря ему её трусливого и жалкого отца рвут на части некрофаги. Если он только помчался за ней. И если ему не помогли боги.
Кстати, Гиллеон должен вернуться к молитве Слаандурну, пока солнце не встало и не кончилась самая короткая ночь. Возможно, бог уже помог ему одержать победу. Но Гиллеон должен поблагодарить его.
Отредактировано Адам Тамплторн (07.06.2025 18:36)
[nic]Иоланда[/nic][sta]человек[/sta][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1392/247398.jpg[/ava][sgn].[/sgn]
Скачка закончилась так же внезапно, как и началась. Мир перестал нестись мимо в смазанном потоке тёмно-зелёных и чёрных пятен. Тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием лошадей и тихим смехом разбойников, оглушала. Иоланда не чувствовала ни рук, ни ног. Всё её тело было одним сплошным напряжённым комком, и только тепло спины Гиллеона, к которой она прижималась всю дорогу, не давало ей окончательно рассыпаться на части.
Когда он помог ей спуститься, земля качнулась под ногами. Она бы упала, если бы не ухватилась за его руку, как за единственную опору в этом рушащемся мире. Он не смотрел на неё. Его взгляд был устремлён куда-то в сторону, в темноту леса, и она не знала, что хуже — его гнев или это холодное безразличие.
«Что бы сказала твоя мать?»
Слова отца впились в её сердце, как ледяные иглы. Что бы она сказала? Она бы обняла её. Она бы пахла лавандой и спокойствием, и сказала бы, что её честь — это единственное, что есть важного у человека, но порой и чести стоит лишиться, чтобы переродиться в нечто новое. Она бы поняла. Но её не было. А отец… отец выбрал долг. Он выбрал честь дома Лоранов, которая, как оказалось, стоила меньше пуда золота, но дороже собственной дочери.
«Вернём на родину».
Слова Гиллеона, брошенные вскользь, эхом отдавались в голове. На родину? Куда? В замок отца, где её ждёт позор и его холодное осуждение? В поместье Родрига, который грозился её выпороть, как непослушную собаку? Где теперь была её родина? Здесь, в этом лесу, среди людей, которые похитили её, но не предали?
Смех разбойников резал слух. Они смеялись так, будто только что удачно завершили весёлую игру. «Как корову покупать пришёл». Они не знали, что эта «корова» только что потеряла всё, что у неё было.
И тут до неё дошло. Медленно, страшно, как ледяная вода, просачивающаяся сквозь одежду. Погоня. Зловещие крики птиц в лесу, которые не были похожи на птичьи. Маршрут, по которому они так уверенно вели её, и то, как легко оторвались от преследователей.
Они не просто сбежали. Они завели их в ловушку. Туда, где погиб Молки… где они встретили тех тварей.
Кровь отхлынула от её лица. Она резко обернулась к Гиллеону, который как раз рассёдлывал свою лошадь. Её голос был едва слышным шёпотом, дрожащим и полным ужаса, который она и сама не осознавала до этой секунды.
— Куда… куда вы их завели?
Она смотрела на него, и весь мир сузился до его лица. Она ждала ответа, боясь его услышать. Человек, который только что спас её от её жениха, возможно, в эту самую минуту обрёк её отца на смерть, страшнее которой она не могла себе представить. И самое ужасное было в том, что она не знала, что чувствует по этому поводу. Только пустоту. Огромную, звенящую пустоту.
Отредактировано Долорес Прайс (07.06.2025 15:36)
[nic]Гиллеон[/nic][ava]https://forumupload.ru/uploads/0011/93/3d/1400/146798.png[/ava]
Больше нет похоронной тишины, нет напряжённого молчания. Шутя и переговариваясь, разбойники рассёдлывают лошадей и отправляют на свободный выпас: жевать свежую траву и поиться у реки. Небо сереет от предрассветных сумерек. Гиллеон снимает седло с Беатрис и резко поворачивается к Иоланде. Его взгляд суров.
— А ты думала, мы должны были пригласить их на ужин? Послушай, — он пятернёй убирает с глаз волосы. — Эти сэры причинили людям много горя. И мы не делаем между ними различий. Моим парням, — Гиллеон делает демонстративный жест рукой, указывая на веселящихся разбойников, — и людям в наших деревнях всё равно, что он твой отец. Будь он хоть Верховным жрецом — он лорд, и обрекает людей на нищету и страдания, что ты хочешь, чтобы мы сделали?
Главарь «Лесных братьев» эмоционально повышает голос, он должен отстоять свою правоту, и ему некогда тут тратить время на какую-то девицу, невесту сэра.
А она стоит перед ним, босоногая, растрепанная, бледные щёки, большие глаза... Их было четверо, а может, трое или пятеро, этих дикарей, которые надругались на его матерью. Он всё видел, он пытался её защитить, но что сделает пятилетний пацан против разбойников — да, разбойники, но не «Братья», «Братья» другие, никогда не будут, как они? Они держали его, держали её, мама пыталась отбиваться, её волосы разметались, прилипли к лицу. Она звала его... Звала его... В тот, самый первый, раз.
— ...Эй, ты в порядке? Что с тобой? — голос Эсфасца врывается в страшную темноту и вырывает из забытья, из провала, где Гиллеон оказался на всасывающую в себя бесконечность времени, пускай и прошли считанные секунды.
— В порядке, что у тебя? — он смотрит на Падрага, и смотрит же на Иоланду.
— Я говорю, людей из деревни подвизали искать Родрига.
Взгляд Гиллеона встревоженный, блестящий, почти дикий. Он оборачивается на своих людей.
— Возьми Йовара и братьев, остановите их. Я иду к идолу.
Очередной взгляд на Иоланду. Он не может её оставить в такой компании.
— Идёшь со мной.
Рядом появляется Ральд, тот, могучий и крепкий, как башня. Он за связанные руки подтягивает к Гиллеону пленника, бледного и задыхающегося мужчину в богатой одежде, одного из домочадцев Селлеста. На его груди растёкшееся тёмное пятно, и в едва освещённом костром предутреннем мраке можно догадаться, что это кровь.
— Вот, как ты просил. Он не жилец, хоть и мчался за мной до последнего.
Гиллеон кивает.
— Этот подойдёт. Не укушен?
— Нет. Только моим мечом, — Ральд усмехается.
Гиллеон перехватывает верёвку, стягивающую руку пленника.
— Идём, — говорит Иоланде. И направляется в лес, в знакомую ей сторону — к капищу.
Отредактировано Адам Тамплторн (11.06.2025 21:28)
Вы здесь » Любовники Смерти » 984 год до н.э. » Похищение невесты сэра Родрига Селлеста