Трижды Мелисса порывалась избежать похода к доктору Долорес Прайс.

В первый раз, когда элементарно испугалась, что ей скажут, что все ее проблемы надуманы и нужно меньше себе накручивать. Но Гуд все же осталась топтаться у скамейки в небольшом парке недалеко от нужного дома в частном секторе Валенштайна, потому что понимала, что ни один уважающий себя психотерапевт так не поступит. И как так вышло, что она пришла почти на час раньше положенного времени?

Во второй раз, когда ей вдруг стало жалко денег, которые она отдала за прием. Чтобы оплатить такого высококлассного специалиста, ей пришлось снять деньги со сберегательного счета, ведь если за что-то браться, то как следует. Мелисса не побежала, сверкая пятками, возвращать средства из уважения к доктору и к себе. Раз уж решила – нельзя жалеть.

В третий, когда она подумала, что могла бы занять чье-то время. Вдруг кому-то помощь нужна больше, чем ей? В конце концов, раньше она справлялась со всем сама, что же пошло не так сейчас? Ах да, неожиданно возникшие привязанности к людям.

Мелисса в очередной раз глубоко вздохнула и продолжила ждать назначенное время, усевшись на скамейку и нервно закурив. Ведь еще вчера она поняла, что знаки судьбы упускать нельзя.

Гуд хотела найти дешевого психолога, сходить на пару сеансов и уложить все в голове по полочками, но иногда так получается, что телефон и, в частности, Фанток будто знают все лучше тебя. Мелисса потратила весь вчерашний вечер на то, чтобы прочитать про случайно мелькнувшую в новостях Долорес Прайс все, что смогла найти. Проникшись восхищением, Мел, не особенно веря в удачу, позвонила и смогла записаться на случайным образом образовавшееся у доктора окно. Ну чем не происки провидения?

В день приема на работе все еще ожидался выходной из-за поврежденной руки, потому она, решив, что нужно произвести хорошее впечатление на психотерапевта, пошла по магазинам и спустила деньги на новую одежду, чего не делала уже много лет. Незадолго до приема она заскочила в «Маску» спросить о делах и выпить чашку кофе.

Бармен Макс негодовал. Мало того, что ему пришлось уже третий день работать одному (Мелисса пообещала, что завтра уже выйдет на работу), так еще и пришел в ужас от того, что Мел «действительно, в самом деле, не верю своим глазам» купила новую одежду, а не сшила ее из вещей с барахолки.
– С тобой явно что-то творится, – сказал он, подавая ей свежесваренный американо в бумажном стаканчике. – Может, сходишь к психологу какому-нибудь? Ты дерганная.
– Вот именно сейчас и пойду, – успокоила приятеля Мелисса.
– А на счет работы.. сейчас погода нормальная, все на вынос напитки берут. Выходи на смены, я помогу тебе.
– Спасибо, Макс, – она улыбнулась. – Лишь ты один остаешься прежним.
– А что со мной станет? – его мальчишеская улыбка была способна растопить любое сердце. – Кстати, возьми зонт. Я думаю ближе к вечеру польет.

Из воспоминаний Мелиссу вытащил сигнал с мобильного, напоминающий о том, что до приема осталось двадцать минут. Певица встала, выбросила в урну окурок, стряхнула с одежды пылинки и опавшие осенние листья, и уверенно дошла до дома доктора Прайс. Девушка не знала, чего ей ожидать от приема, но позволила себе быть смелой, искренней, и уверенной в том, что действительно есть шанс, что все то, что творится с ней последнее время поправимо.
– Добрый день, доктор Прайс! – Мел широко улыбнулась, когда после ее звонка дверь открылась. Вот что-что, а внешне справляться с волнением она научилась очень давно. Нельзя выходить на сцену с дрожащим голосом и трясущимися руками.

Отредактировано Мелисса Гуд (19.05.2025 13:07)

Подпись автора

Хронология

Долорес была шикарной женщиной. Мелисса поняла это ещё читая ее блог, но встреча вживую впечатлила еще сильнее. Таких утонченных, статных, уверенных в себе людей Мел видела только на фотографиях в Фантоке. Их всего ее окружения лишь только Лоррейн могла похвастаться подобной элегантной аурой, но даже она, возможно в силу возраста, не была настолько впечатляющей. Доктору Прайс достаточно было существовать, чтобы притягивать взгляды, Мел была уверена, что таких людей на планете один на миллион.

Дом психотерапевта был ей под стать: большим, и, не нужно было быть гением, чтобы это понять, богатым. Мелисса была уверена, что вся мебель в ее квартире была дешевле, чем белый диван, на который ей предложили сесть. Но при этом она не чувствовала неловкости. После вчерашней встречи с экстрасенсом Мелисса стала больше внимания уделять атмосфере в помещениях, так вот здесь… девушке пришлось сдерживать себя, чтобы не начать рассказывать все, что наболело прямо с порога. Или такую атмосферу создавала сама Долорес Прайс? В ее взгляде не было ничего, что могло бы сойти за пренебрежение или высокомерность. Это подкупало.

На вопрос про прошедшее утро Мел глубоко задумалась. Было ли оно тяжелым? Скорее тревожным. Официантке понадобилась пара секунд, чтобы привыкнуть к мысли, что это не простой вопрос, как обычно задают люди, а часть терапии. Поэтому необходимо ответить:
– Честно говоря, да, – ответила она, теребя замочек лежащей на коленях сумки. – Я действительно не совсем уверена, что мне стоит быть здесь. Наверное, мне стоило просто взять листок, расписать список задач и методично их выполнять, а не обращаться за помощью, но… – она закусила губу и отложила сумку в сторону.
«К черту сомнения!»

– Я теряю контроль над своей жизнью, – громче, чем следовало. – Точнее, не так, с жизнью все нормально, я работаю и работаю, все как и раньше, даже лучше! Мне удалось устроиться вокалисткой в «Rockit»; в «Маске», я там официантка, все по старому, Макс – душка, что совершенно на него не похоже, без проблем отпускает меня; еще я узнала, что Лоррейн жива и она рано или поздно вернется. Но я стала неразумно тратить деньги, знаете, это вообще мне не свойственно! Даже приход к вам, да, вы лучшая, без сомнений, но для таких как я, ценник у вас конский, а я всегда разумно распоряжалась деньгами, почему в этот раз поступила иначе? Я без понятия!  А еще Джонатан, ох! – девушка вскинула руки, потом на секунду закрыла ими лицо, а потом сразу же открыла. – Это классика, да? Всегда есть какой-то мужчина?
»Черт», – Мелиссе нестерпимо захотелось покурить. Она замолчала, глубоко вздохнула и потерла пальцами нос, как если бы вытирала слезы.
– Простите меня, пожалуйста, – Мелисса будто сдулась, немного сгорбилась, но такое положение было для нее настолько непривычным, что она тут же снова выпрямила спину и откинулась на диван в поисках опоры. – Я не привыкла чувствовать так много сразу. D голове полное месиво, ой… простите, сумбур. 

»Почему я снова извиняюсь?»
– Наверное, нужно начать с какого-то начала, да? – она криво улыбнулась и умоляюще посмотрела в глаза доктору в поисках подсказки или поддержки. – Все это для меня в новинку. С чего лучше? С детства, или с того момента, когда все стало… таким?

Мелисса закусила ноготь большого пальца, потом нахмурилась, глянула на него и прилежно сложила руки на коленях. Она не грызла ногти. Вокалистка старалась держать их в аккуратности и здоровье, даже регулярно укрепляла пластину. Когда много играешь на гитаре – здоровье рук очень важно. Да и весь ее внешний вид был всегда был нарочито небрежным. Вся ее одежда всегда была чистой и целой. Просто такой вот… гранж.

Подпись автора

Хронология

Мелисса не смотрела на психотерапевта. Ей казалось, что стоит взглянуть на нее, такую уверенную, спокойную, участливую… присутствующую, то чувства тут же выльются из нее слезами. Поэтому, Гуд смотрела куда угодно в другое место: на книжные стеллажи, цветы в горшках, их она сочла, как и всегда, наиболее занятными, на подлокотник кресла доктора Прайс. Но при этом вокалистка внимательно, будто всем телом, впитывала каждое слово, которое было произнесено женщиной напротив. И даже простое «вы не обязаны», словно скинуло с нее удавку стыда и заставило немножечко, но все же расслабиться: ее плечи чуть опустились вниз, а складка между бровями разгладилась. Чуть размякшей шеей она даже пару раз кивнула.

– Контроль для меня… думаю, это покой. Не тот, когда меня никто не трогает, и не одиночество – я практически всегда нахожусь среди людей. Но они всегда были для меня, – циник в голове подсказал: «мебелью», – прохожими? До недавнего времени я ни к кому эмоционально не привязывалась, кроме брата, ну и матери, наверное. Знаете, люди приходят, что-то дают, что-то берут и уходят. Все эти чувства: дружба, любовь… они так условны. Я всегда так считала, и не накручивала себе ничего, что могло бы сойти за крепкие отношения. Но потом появилась Лоррейн. У нее невероятная аура, – смешок, – не то, чтобы я в этом что-то реально понимала. Я знаю ее уже не первый год, раньше она была просто посетительницей в кафе, где я работаю, но потом мы поговорили, а потом еще и еще. В конце концов она словно проникла мне в подкорку. Думаю, мы стали подругами. Во всяком случае, называем это так. А потом случилось пятнадцатое сентября.

Мелисса сделала паузу. Глубоко вздохнула, чтобы справиться с накотившими эмоциями. Ей пришлось пару раз шмыгнуть носом, пожевать губу и снять резинку для волос с запястья, чтобы хоть как-то сдержать себя в руках.
– Думаю, вы слышали о том, что произошло в Смоуке. Она была там, гостем на той свадьбе и… пропала. Я думала, что сойду с ума. Мне не удавалось практически ничего узнать, только то, что она жива. Но связаться с ней я не могу до сих пор. Я хотела сорваться и поехать туда, чтобы найти ее. Наверное, это эгоистично с моей стороны, но… я не поехала за ней. Как вчера оказалось, я бы все равно ничего не смогла бы сделать. Первое время после ее пропажи, чтобы хоть как-то справиться с волнением, честное слово, я никогда ни за кого так не переживала, – Мел даже повысила голос на конце фразы, – я старалась отвлечься. Много бегала, – так я проветриваю голову; работала, репетировала до поздней ночи, почти не ела и не спала. Этих чувств, Мелисса даже не нахмурила, – сморщила лицо в отвращении, – их было так много! Они измотали меня. Я чувствовала себя как… дамская сумочка! Суешь в нее всякое, там: солнечные очки, телефон, кошелек, помаду, салфетки, обезбол, и ведь еще надо воду положить, сигареты, или кто там чем балуется? И вот молнию застегиваешь, а она впритык, с таким натягом затягивается, что зажигалка уже ни в какую не влезет. В общем, в тот момент я решила, что мне нужен кто-то, кто даст мне прикурить, чтобы молнию не разорвало и зажигалку не пришлось с собой брать.

Мелисса нервно открыла свою поясную сумку достала оттуда пачку сигарет, вытащила палочку сигаретки и вставила между губ. Потом нет, не прикурила, сделала вид, что затянулась, но потом вытащила сигарету изо рта и убрала ее за ухо.
– Простите, было нужно, – она неловко улыбнулась.
– Джонатана я тоже встретила пятнадцатого сентября. Я случайно уронила ему на голову цветочный горшок, когда рассталась с парнем и решила избавиться от его подарка, – Мел хихикнула, произошедшее никак больше не тревожило ее совесть. – Он такой… – задумалась буквально на секунду, а потом раскинула руки в сторону, имитируя крупное тело, – огромный брутальный полицейский. Честно, я приняла его за бандита и сначала испугалась. Но почему-то в шоке затащила домой, обработала его рану, накормила и напоила пивом. А по общению он оказался словно плюшевый медвежонок. Улыбался, шутил что-то. Мы поговорили, починили мою машину, немного пофлиртовали. Ну, ничего такого. Потом, если совсем честно…

Мел замолчала, вздохнула, закусила губу и чуть ли не впервые взглянула на собеседницу. Что Мелисса в ней искала, она и сама не знала. Но, кажется, нашла. Что-то такое, что дало ей понять, что доктор Прайс тоже из тех женщин, которые способны понять, что значит чувствовать над собой власть от всего лишь присутствия мужчины рядом.
– Он опасный. Я это чувствовала уже тогда. Но… я пригласила его на мою репетицию в «Rockit» где-то через неделю. Как ту зажигалку из сумочки, помните, чтобы отвлечься от пропажи Лоры? Меня, походу, эта его опасность заинтриговала. А дальше была жесть какая-то. Я встретила агрессивного призрака, а Джонатан убил человека, который привел это приведение в бар. После мы пообщались в больнице и я поняла, что, вероятно, в некоторой степени, возможно…  о, Дагон, еще никогда мне так сильно не хотелось выпрыгнуть из трусов при виде мужика. У нас ничего не было, а с того дня мы даже не виделись, я пытаюсь его избегать, но держаться на расстоянии необыкновенно сложно. Я знаю, что стрессовые ситуации сближают людей, но чтобы так… доктор, я двинулась, да?

Вся речь Мелиссы сопровождалась активной жестикуляцией и мимикой, но ней было видно, что все произошедшие действительно страшные события, беспокоят ее значительно меньше, чем непривычные чувства, вызванные окружающими людьми.

Отредактировано Мелисса Гуд (31.05.2025 09:09)

Подпись автора

Хронология

Мелисса слушала и думала. Думала и слушала. Каждое слово психотерапевта было словно поглаживание по голове неистово орущего ребенка, который хоть и в истерике, но с каждым поглаживанием децибелы его крика становятся тише.

Один.
– Вы не сходите с ума, – и Мел уже расслабила челюсть, ее лицо стало спокойнее, прогнало гримасу стресса.
Два.
–  Вас пугает интенсивность этих новых ощущений, – звучит как «я знаю что происходит и это естественно и вовсе не странно», Мелисса будто сдулась, выпустила воздух из легких медленно, даже шумно, медленно закрыла и снова открыла глаза, расслабила сжатые в кулаки пальцы.
Три.
– Стоит просто признать право этих чувств на существование, – и вот ребенок в душе больше не орет. Он тихо всхлипывает и теперь уже полностью понимает то, что ему говорят.

Доктор Прайс показалась Мелиссе эталоном стойкости. Подобную поддержку она раньше получала разве что от брата. Мендл всегда находил нужные слова и помогал сестре прийти в себя. Но то, что говорила Долорес было абсолютной противоположностью. Она предлагала вскрыть чувства, выпустить их наружу, когда как старший Гуд учил держать свое личное глубоко и никому не показывать. Мог ли брат ошибаться?

Мелисса понимала, что для него, самого еще ребенка, на плечи которого легла ответственность за воспитание сестры, это было неплохим решением. Быть сильными и крепкими вдвоем легче, чем по одиночке.
– Если сумка – это я, – медленно, так же тихо, как собеседница начала Мел, – то она часто на виду. И выглядит так, как хочет себя показать. Все так, как вы говорите, контролируемо. Но вот внутри… Там есть вещи, которые легко показать людям, кошелек, ну, допустим, это мой трудоголизм, вода – мое увлечение бегом, какой-нибудь блокнот – я, естественно, не скрываю, что пишу песни и пою.  Но в сумке есть и внутренние карманы, верно? Там обычно что-то личное, – она сжала зубы. Говорить стало сложнее.
– Там лежит что-то, что покажет… Ох, одну минуту.

Слова не складывались, не выходили наружу. Мелисса нашла то самое слово, которое никак не поддавалось, которое страшило, которое вынуждало его стыдиться. Но она чувствовала, что нужно сказать это. Сказать прямо сейчас, иначе потом она, возможно, никогда не наберется для этого смелости.
– Там моя уязвимость. Там мой страх, что по итогу, даже среди толпы я останусь одна. Моя семья будет со мной пока жива, но вот остальные люди… Они же ничего мне не должны. Пришли когда захотели, и ушли. Если не привязываться слишком, не открывать свои слабости, то этот уход можно и не заметить. А если пустить кого-то во внутренний карман… вдруг этот кто-то заберет то, что там лежит?

Мелисса много думала о том, почему лишь на сцене бывает максимально откровенна. И почему в этот момент она обычно поет чужие песни. Она прекрасно играет, очень хорошо имитирует чужие чувства, так, что очень мало кто сумеет заметить фальшь. Но вот ее собственное творчество, особенно, когда это слова, а не музыка, выходит слишком сухим и поверхностным. Не потому ли, что она прячет искренность в недрах сумки-души? И сможет ли она позволить себе чувствовать, как советовала доктор Прайс? Начать жить, все время осознавая, что в любой момент кто-то может сделать больно было страшно. Но что если в итоге это сделает ее счастливее?

Подпись автора

Хронология

Доктор Прайс не просто говорила справедливые истины, она словно по косточкам душу разбирала. От некоторых слов Мелисса вздрагивала, как от удара, в какие-то моменты, даже несмотря на профессиональный тон психотерапевта, утешительный и уверенный, злилась, мотала головой,  хотела возразить, но в глубине души понимала, что все, что она слышит – чистая правда.

Конечно, поначалу ее подкупило то, что говорила доктор. Мел сдерживалась, чтобы не воскликнуть что-то типа «Да! Вот оно!» Но вот эти ее словечки «иллюзия», «попытка», они, откровенно говоря, обижали и цепляли за живое. Жесткой щеткой скребли по сердцу, заставляя обратить на себя внимание.
«Может, все-таки зря пришла?» – было больно. Девушка сжала зубы. Очень хотелось просто вырвать то, что заболело.

А потом череда вопросов. Таких правильных, таких уместных и так вовремя. Гуд любила вопросы, точнее, любила находить на них ответы. Она всегда считала, что правда – то, на чем держится мир. Но не слишком ли лицемерно выходит, если она уповает на ту самую правду, а собственные чувства прячет?
– Я… я не знаю, что будет, – расстроено, растеряно. Противная слезинка выкатилась из глаза, но мгновенно была сметена ладонью. Мелисса не помнила, когда плакала из-за того, что не могла справиться с чувствами. – Я еще никого так близко не подпускала.

И дело даже не в разговорах о себе, Мел любила поболтать и охотно делилась фактами биографии, и даже не в отношениях с мужчинами и не в сексе, десяти дней не прошло, как они с Питом расстались. Дело в чем-то эфемерном, в том, что раньше решалось уходом в мысли, в творчество, в спорт – Мелиссе стоило сказать себе «не думай об этом», и она не думала. Но сейчас все становилось иначе. Она накопила в себе слишком много.

Когда доктор Прайс ступила на самую ревностную и охраняемую Мелиссой почву, девушка вытащила из-за уха сигарету и начала покручивая легко сжимать ее между пальцами.
«Как бы не хотелось, делай с ней что угодно, но только не кури».

И пока Долорес говорила, горячий ком смущения и стыда нарастал в горле, а на щеках вырастали некрасивые красные пятна. В горле пересохло. Мелисса очень хотела сбежать, чтобы больше не слушать эти обличающие речи. Конечно, она и сама обо всем это знала, но когда об этом говорил кто-то другой… сигаретка в руках сломалась пополам.

Мелисса была талантливой и старательной артисткой, но она действительно была будто пуста, когда дело доходило до выражений собственных глубоких чувств. И для нее, как для вокалистки, которая стремится к вершинам, это было очень болезненно.
– В это сложно поверить, доктор Прайс, – ее голос хриплый, будто сорванный. В нем звучали непролитые слезы и с трудом подавленный стыд. – Мне сложно поверить в то, что людям не все равно.
«Ну что за лгунья? Кажется, даже новое чувство разблокировано? Когда тебе последний раз было стыдно? – внутренний голос блаженствовал. – Лоррейн, детка. Ей ты тоже не доверяешь?»

Что-то внутри больно кольнуло. Верить в то, что подруга способна на подлость не получалось. К тому же в жизни Мелиссы не было никого, кто принес бы в ее будни так много света. Так может, даже если Конфекта уйдет, все, что она после себя оставит будет того стоить? А что насчет чувств к мужчине? Не эмоций, их всегда было с лихвой. Можно ли позволить себе привязаться? Какие новые грани себя откроются, если Мел разрешит себе то, о чем говорит психотерапевт?
– Но если это так… чувствую себя глупо, если честно, – она усмехнулась. – Люди же живут с этим постоянно! Сходятся-расходятся. Предают друг друга, делают больно, а потом живут дальше и нормально все? Почему для меня это сложно? Чувствую себя подростком. Как будто что-то, чему я должна была научиться очень давно просто выпало из моей жизни.

Отредактировано Мелисса Гуд (20.06.2025 12:20)

Подпись автора

Хронология