Каблук дамской туфельки звонко цокает по мраморному полу бюро – Маурицио слышит этот звук задолго до того, как видит его источник, но далеко не сразу придает оному какое-либо значение; поначалу он кажется ему лишь отголоском сердечных сокращений, которые набатом звенели у парня в ушах. Ровный ритм, девяносто ударов в минуту. И, все же, такую реакцию нормальной было не назвать.

Мавр потирает переносицу дрожащими пальцами, делает глубокий вдох. Где-то в глубине грудной клетки ворочается не то тревога, не то раздражение – разницы между ними он уже не различал, но проявление и того, и другого чувства списывал на воздержание от сигарет, в этот раз продлившееся почтенных четыре недели. Цифры случались и менее впечатляющие, надо сказать, вплоть до часов и минут. Но поддаться своему бессознательному именно сейчас было как-то особенно обидно. Значит, что-то шло не по плану. Значит, что-то вышло из-под контроля.

Одна из лампочек, не выдержав напряжения, лопнула, обратившись в кучку мелких и очень острых осколков, которые разлетелись во все стороны. Зал прощаний погрузился вдруг в зыбкую тишину, будто бы испугался появления поблизости человека, персона которого пользовалась здесь настоящим авторитетом.

Маурицио слегка задирает голову. На его лице – безукоризненно вежливая улыбка, тронувшая губы в самый последний момент.

– Госпожа фон Вольф, – Он кивает ей в знак приветствия; слабая надежда произвести на работодателя благостное впечатление трепыхалась в предсмертных судорогах, но не умерла окончательно. Пока что.

Под тяжестью взгляда, брошенного в его сторону, хочется оправить костюм, галстук и запонки, пригладить кудрявые волосы. Ида фон Вольф напоминает Маурицио собственного отца – не поведением или внешностью, но в данной конкретной ситуации так сильно, что у молодого мужчины едва не сводит челюсть. Уголок его рта дергается, и симпатичная ямочка появляется на левой щеке. Старший Тодд в такие моменты смягчался; говорил, что сын – копия своей матери. Только госпожу Вольф такие фокусы тронут вряд ли.

А жаль. Ради этой работы Мавр готов был играть нечестно.

«Requiem» воплощал в себе все то, что иной человек вкладывает в понятие торжественной скорби, и прекрасно вписывался во все те убеждения, которыми Маурицио успел обзавестись, проработав в сфере оказания ритуальных услуг какое-то время: цветы, гробы, прощальные речи – все это нужно было живым гораздо сильнее, чем мертвым. Как следствие, неплохо коммерциализировалось, и породило целую индустрию со своими брендами и заведениями класса люкс.

Парень не собирался строить из себя моралиста. Он сам пришел сюда именно за деньгами; покупка дома оставила его на мели притом, что оплата счетов, бензина, продуктов и прочего никуда не исчезли. Стали чуть меньше с отъездом из столицы в пригород, но не исчезли, а так называемое «призвание» не приносило большого дохода. Помогать призракам было здорово, безусловно, но до сих пор ни один из них не оставил своему благодетелю координаты какого-нибудь сокровища, клада или хотя бы заначки. Жить приходилось исключительно на зарплату танатопрактика, и за экстрасенсорные подвиги Мавру не доплачивали – а «Requiem» обещал именно это. Оплату труда, который, до недавнего времени, запросто можно было счесть мошенничеством.

Удивительно, как с такими вводными ему удалось облажаться в первую же стычку с паранормальным.

Джонатан не был похож на мужчину, портрет которого стоял подле гроба на триноге, в аккуратной раме из дерева. Сгусток зеленой эктоплазмы – описание куда более честное, но ему навряд ли пришлось бы по вкусу; бедолага без того рвал и метал с самого момента, как оказался в зале для прощаний. Он был растерян и очень зол, и до сих пор магу не выдалось обменяться с ним даже словом, потому что… Джон не хотел слушать, и не было какой-то волшебной силы, способной заставить его.   

Магия духа работает немного не так.

– Нет-нет, не может быть! – Из раза в раз повторял призрак, как заведенный. Но не более того.

– Боюсь, у мистера Блэкбрю возникли некоторые проблемы с осознанием своей кончины. Так бывает, особенно если смерть настигла человека внезапно, – Спокойно поясняет Маурицио, когда в помещении лопается уже вторая лампочка, – Церемонию, вполне вероятно, придется отложить на один час.

Он косится на разбитую вазу. Продешевил – с учетом уборки, времени потребуется больше. На экране смартфона светится лаконичное «11.35». Значит, до полудня уложиться точно не выйдет.

– Хотите понаблюдать за процессом экзорцизма до тех пор?.. – Уточняет Маурицио в надежде, что ответ окажется отрицательным. Все шло из рук вон плохо, когда кто-то наблюдал за его работой со стороны.

Подпись автора

Попытавшись будто бы стряхнуть с себя напряжение, Мавр слегка качает головой – кивает словам начальницы, которые, меж тем, бьют по больному; тонким лезвием проходятся по ремням смирительной рубахи, в которую был закутан его бунтарский темперамент. Исполнять чужую волю вместо того, чтобы изо всех сил ей сопротивляться, по-прежнему в новинку для Маурицио, и холодные слова задевают гордость даже притом, что едва ли имели подобное намерение.

Вдох-выдох. Он уже не ребенок, и никому ничего не докажет, если будет перечить «старшим».

И все же.

– Мое определение не совсем верное, это так. Но в церковно-приходской школе мне втолковали достаточно ясно, что экзорцизм – это процесс изгнания бесов и злых духов. А наш дух весьма зол  – я, разумеется, именно это имел в виду, – Парень пожимает плечами, и, если приглядеться достаточно внимательно, то становится очевидно, как неудачно сидит на нем официальный костюм; в нем Мавр похож на выпускника старшей школы, а не проводника душ на тот свет. Неудачный оттенок серой ткани, заплатки на локтях, клетчатая жилетка – все это давненько пылилось да дне платяного шкафа, и лишь хорошие лакированные туфли намекали на некоторую новизну.

Он уверен, что в декорациях «Requiem»’а смотрится не более уместно, чем книга комиксов – среди монументальных философских трудов. Но, к собственной чести, держится уверенно, хотя и лишился ненадолго точки опоры из-за несговорчивого призрака. Который, меж тем, медленно, но вполне уверенно обретал отчетливые черты, и все менее походил на сгусток бесформенной массы.

Все таки, присутствие госпожи вон Вольф даже мертвого заставит вытянуться по струнке. Маурицио еще некоторое время переваривает ее замечание на счет вазы, когда дама решает, что уделила новичку достаточно своего времени, а потому оставляет без единого комментария уход Иды. Он убирает руки в карманы, словно надеется еще отыскать там залежавшуюся пачку с сигаретами, сжимает и разжимает пальцы, устремив взгляд в пространство; с этой женщиной сложно было не почувствовать себя нашкодившим мальчишкой, а Мавр этого чувства всей душой не любил. Хватило в свое время, да так, что в семейном доме он не появлялся с момента поступления в университет.

Сколько времени прошло с тех пор?

Ментально споткнувшись, парень «зависает» на некоторое время и ни единой мысли не возникает в его черепе до тех пор, пока взгляд не падает на призрака Джона Блэкбрю – уже полностью оформившегося и заметно притихшего. Он исподлобья смотрит на место, где когда-то стояла Ида, и его грудная клетка тяжело поднимается при каждом вдохе, призраку, по сути, ненужном.

Маурицио выгибает бровь, когда им удается посмотреть друг другу в глаза – впервые, с момента появления медиума в комнате.

– Точь-в-точь моя бывшая, – Призрак не говорит, но сплевывает слова, – Только помоложе.

– Госпоже Вольф шестой десяток, сэр, – Тихо информирует Маурицио, и рот Джонатана забавно округляется.

– Да ну!

Разумеется, Мавр, будучи человеком современным, навел некоторые справки о своем работодателе; в первую очередь ради того, чтобы убедиться: с ее именем не связано никакого скандала об отмывании денег, нелегальной эксгумации тел и прочего, о чем хотелось бы знать заранее (не то, чтобы это могло серьезно его отпугнуть). Но смутно знакомое лицо оказалось лицом с обложки – выцветшей за давностью лет, но оттого лишь более чарующей. Время придает ценность вещам, которые остались там, далеко в прошлом. И весьма богатое прошлое Иды фон Вольф определенно придавало веса ее статной фигуре.

Работать под крылом такого человека почетно, как ни крути. Но, прежде, стоило доказать, что Маурицио и правда этого достоин – условия ему уже выставили.

Час на то, чтобы решить вопрос без шума и пыли. Время пошло!

– Я из-за вас на бабки влетел, – Парень начинает серьезно, – Это действительно большое упущение, что ущерб, нанесенный истерикой призрака, нельзя списать на несчастный случай.

– Малой, тебе чек выписать? Я, как видишь, сейчас не в состоянии это сделать, – Джон закатывает глаза и начинает нервно расхаживать из стороны в сторону; хотя, вернее будет сказать парить, перебирая ногами в воздухе. Он снова раздражается, но в этот раз куда лучше держит себя в руках – воздух вокруг лишь слегка уплотняется, – Умер. Поверить, блять, не могу. Я сдох! И как… как нелепо-то. Мое лицо...

– Смерть в аварии не является чем-то редким, сэр.

– Не после тридцати лет на гоночном треке, пацан. Я за рулем – как рыба в воде. Я не мог… так облажаться…

Джон хватается за голову руками и присаживается на ступени перед своим гробом. Немного помедлив, Маурицио подсаживается рядом.

– Всякое случается, – Он бы похлопал призрака по плечу, но, вот беда – тот был не более, чем бестелесным духом.

– Не случается, – Настойчиво повторяет Джонатан, злясь, – Я не умер в аварии.

Мавр набирает в грудь воздуха, готовясь продолжить долгую и нудную полемику, но призрак его прерывает:

– Я умер до нее. Не машина меня убила, клянусь! Клара, эта сука – она меня убила! Она!..

В мгновенье Джон исчезает из поля зрения, и оставляет Маурицио наедине с тишиной зала прощаний. Секунда-вторая проходит перед тем, как парень, сняв очки с носа, начнет усиленно растирать переносицу, обдумывая услышанное. Потом, достав телефон из внутреннего кармана пиджака, быстро печатает в поисковой строке браузера: «авария на валенштайн-драйв подробности».

– Господь всемогущий, я нихрена не успеваю, – Шипит парень себе под нос. Пять минут от назначенного времени уже пролетели.

Подпись автора