Вечер окутал Валенштайн своим бархатным покрывалом. День принес с собой невиданное тепло для конца сентября. Погода, словно, решила устроить Валенштанцам настоящий бархатный сезон. Еще немного и можно было бы поверить в то, что лето вернулось. Но к вечеру набежали тучи, поднялся ветер и, кажется, был готов сорваться дождь. Ида сидела в своем кабинете на четвёртом этаже бюро, наблюдая за небом и садом, который просматривался сверху-вниз сквозь огромное арочное окно.

Сегодняшний день, как и многие другие, был рабочим. У бюро вообще не было выходных и нерабочих часов. Сотрудники работали в две смены, без праздников, без дня закрытых дверей. Судьба и сума не спрашивает позволения войти. Утром они отправили в последний путь господина Хельзинга (почётного лауреата премий "Золотое перо" и автора невероятного количества бестселлеров-серий про гениального сыщика). Мир теряет лучших, к сожалению. Ида еще будучи девочкой зачитывалась книгами мистера Хельзинга и хотела стать той самой героиней-протеже матёрого сыщика. Но, это все только детские мечты. Церемония была безупречна: струнный квартет, сотни белых лилий, специально заказанных из Турма, и проникновенная речь, написанная Идой лично для семьи (по их просьбе, конечно же...раздавленные горем домочадцы не могли и думать о том, что надо произносить речь). Чего только за годы ведения этого бизнеса ей не приходилось делать.

После этого была встреча с представителями фонда которому она помогала сейчас. Благотворительность занимает важное место в жизни Иды. Учитывая, через что она успела пройти с Бетани: сложный ребенок, ранимый, импульсивный, у них долго не получалось наладить контакт. Бет долгое время считала Иду злой мачехой, которая желает ей только самого ужасного, когда Иде просто хотелось дарить кому-то свою любовь. Хоть она и понимала, что дарить и принимать это разное. Но Идель знала, что они справятся, и она подарит Бети то тепло, которого у нее самой было так много, которое переполняло её через край и не могло быть выплеснуто на ту, которая лежит в коме так давно, что даже если она проснется - наверняка будет похожа на призрак. Эти мысли не давали сосредоточиться. И хоть Бетани уже давно живет отдельно, а сама Ида понимает, что дует на остывшие угли, пытаясь поддерживать в дочке жизнь...но она все равно не отступит. Ни тогда, ни сейчас.

Ида откинулась на спинку кресла, устала. Ее взгляд скользнул по стенам кабинета, уставленным книгами по философии смерти, мемуарами и альбомами с винтажными похоронными фотографиями. Каждый предмет здесь, каждый уголок «Реквиема» — это отражение ее жизни, ее философии, ее эстетики.

В этот момент она почувствовала легкое покалывание, знакомое ощущение, когда что-то важное происходит без её участия. Шестое чувство часто вело фрау и она научилась позволять ему брать верх над разумом, вести её. Ида спустилась на второй этаж, заглядывая в пустующие залы прощания на третьем. На сегодня все службы уже отошли, гости покинули бюро. В комнатах царила замершая тишина, которая ждала завтра новых героев, чтобы вновь стать подмостками для судеб трагичных и лиричных. Чтобы стать сценой для последнего в жизни спектакля. Со второго света открывался вид на весь холл бюро. Это был ее личный наблюдательный пункт, ее сцена, с которой она могла созерцать мир и управлять им. Ида уперлась руками, заключенными в тонкие кожаные перчатки, о парапет лестницы. Застыла, словно каменное изваяние, прекрасное, неживое. Тонкая, изящная, неподвижная, она смотрела вниз.

Внизу, через витражное окно в двери, показался силуэт. Вскоре раздался звонок. Их привратник, высокий седой мужчина с неподвижным лицом, словно высеченным из камня, бесшумно отворил двери. Вошел незнакомец.

Ида рассматривала его с любопытством. Он был… необычен. Его движения были уверенными, но в них чувствовалась какая-то скрытая энергия, почти хищная грация. Лицо незнакомца было знакомым. Очень знакомым. Но она не могла вспомнить, где его видела. Этот легкий диссонанс лишь подогревал ее интерес.

Их главный консультант, господин Мюллер, уже готов был броситься вниз, чтобы, как обычно, "быть полезным". Ида остановила его едва заметным жестом, подняв руку.

- Господин Мюллер, пожалуйста, — сказала она, и ее голос, обычно такой ровный и спокойный, прозвучал с легкой, еле уловимой властностью. — Этим гостем я займусь лично. - Внутри Иды что-то екнуло. Это было предвкушение. Предвкушение чего-то нового, чего-то, что могло изменить привычный ход событий.

Она медленно спустилась по лестнице, подошла. Выражение её лица изображало спокойствие и участие. Ни тени улыбки, только вытренированное годами выражение уважения и соболезнования.

- Добрый день, - Идель остановилась, даже на каблуках она была больше чем на голову ниже незнакомца, поэтому смотрела на него снизу-вверх. Но по той внутренней силе, что исходила от фрау фон Вольф сложно было сказать, что она хрупкий стебелек.

Продолжать не стала, предпочитая оставлять рассказ самому вошедшему. Если у него горе и требуется организовать погребение и прощание, то лучше чтобы клиент начал говорить первым. Если он сам не решится, что ж - в этом случае Идель знала, как правильно подтолкнуть скорбящего к разговору в нужном русле.

Подпись автора

линии судьбы

Слова незнакомца, «Мне нужен гроб», прозвучали в приглушенной тишине холла с обезоруживающей прямотой. В них не было ни надрывной скорби, ни растерянности — лишь констатация факта. Ида фон Вольф, привыкшая к самым разным проявлениям горя, на мгновение ощутила, как ее безупречно отлаженный механизм дал почти незаметный сбой. Этот человек не был похож на ее клиентов. В его осанке, во взгляде темных, почти бездонных глаз, читалась не печаль, а скорее… древняя, всепонимающая усталость. И еще — интерес. Острый интерес хищника, направленный прямо на нее. И под этим взглядом фрау стало не очень уютно.

Но Ида не была бы собой, если бы позволила замешательству просочиться сквозь маску профессионализма. Она лишь едва заметно склонила голову, принимая его слова как данность.

— Конечно, — ее голос прозвучал ровно и бархатно, как и всегда. — Прошу, следуйте за мной.

Она развернулась, и шорох строгого костюма стал единственным звуком, нарушившим тишину. Кожаные перчатки плотно облегали тонкие пальцы, когда она легко коснулась резных перил, ведя гостя в одно из самых сакральных мест «Реквиема» — демонстрационный зал.

Здесь, в отличие от скорбных залов прощания, царила атмосфера почти музейного покоя. Десятки гробов, от простых и строгих из светлого ясеня до настоящих саркофагов из черного дерева с серебряной инкрустацией, стояли на постаментах, подсвеченные мягким, направленным светом. Воздух был пропитан тонким ароматом кедра, лака и дорогой обивочной ткани. Это была ее личная галерея, ее коллекция последних колыбелей.

Ида плавно двинулась вдоль ряда, ее шаги были бесшумны на полированном паркете. Она остановилась, повернувшись к незнакомцу. В его молчании не было неловкости, он просто наблюдал, и от этого наблюдения по спине Иды пробежал холодок, не имеющий ничего общего с температурой в помещении. Ей на секунду показалось, что он видит не безупречный фасад владелицы «Реквиема», а все трещины и шрамы, скрытые под ним: клинику, отчаяние у постели дочери, тайные встречи с любовником. Ощущение было настолько сильным, что ей пришлось сделать едва заметное усилие, чтобы сохранить невозмутимость.

— Мы предлагаем широкий выбор, — начала она выверенным тоном, обводя рукой зал. — От классических моделей до индивидуальных заказов, выполненных по эскизам наших мастеров. Все зависит от ваших пожеланий и последней воли усопшего.

Она сделала паузу, давая ему возможность ответить. Ее взгляд, полный участия и такта, встретился с его. Ида видела в его глазах собственное отражение — маленькую, идеально выверенную фигурку на фоне произведений похоронного искусства.

— Позвольте спросить, кого вы потеряли? — мягко поинтересовалась она, и этот простой профессиональный вопрос повис в воздухе, наполненный невысказанным напряжением. Ей отчего-то казалось, что ответ на него может нарушить весь привычный порядок вещей не только в этом зале, но и в ее собственной, так тщательно выстроенной жизни. А, быть может, лишь иллюзии этой самой жизни. Иногда фон Вольф казалось, что она все таки умерла той ночью девятнадцать лет назад. И все что происходило с ней после - это пресловутое посмертие, когда душа пытается отмолить грехи и найти путь. Что ж, если это так, то она останется в лимбе навечно.

Подпись автора

линии судьбы

Поведение незнакомца было, мягко говоря, странным. Ида фон Вольф за годы работы видела многое, но такое представление — впервые. Она молча наблюдала, как мужчина с наигранной серьезностью забрался в гроб, и подумала, что это похоже на сцену из очень плохого спектакля. В этом не было горя, только желание произвести эффект. А еще Ида с неприятным отвращением подумала о том, что сама бы в гроб ни в жизнь не полезла. Даже пусть это и выставочный образец - примета плохая (как минимум).

Но потом что-то пошло не по плану. Ида, с ее натренированным вниманием к деталям, заметила это мгновенно. Уверенность на лице мужчины сменилась неподдельным, паническим страхом. Он выскочил из гроба слишком быстро, почти панически, и на долю секунды она увидела в его глазах настоящую уязвимость, прежде чем он снова нацепил на себя маску шутника. Ида это запомнила. У него была слабость.

Когда он подошел и начал задавать вопросы о ее работе и взглядах, она поняла, что это не праздное любопытство. Он целенаправленно пытался что-то выяснить, прощупать ее. Это уже не было игрой, это было похоже на допрос.

Ида выдержала небольшую паузу, давая понять, что она не собирается подыгрывать.

— Мои взгляды на эту работу очень практичны, — сказала она ровным, деловым тоном. Мада фон Вольф посмотрела прямо на него, без тени улыбки. — Когда люди теряют близкого, они растеряны и подавлены. Моя задача — предоставить им четкий и отлаженный сервис. Мы берем на себя всю организацию: от подготовки тела до проведения церемонии. Мы обеспечиваем порядок и достоинство там, где царит хаос и боль.

Она слегка повела плечом, словно поправляя идеально сидящий пиджак.

— Люди платят за то, чтобы в самый тяжелый момент им не пришлось думать о деталях. Они платят за уважительное отношение к усопшему и за возможность проститься спокойно. Вот и вся философия. Это бизнес, основанный на профессионализме и сочувствии.

Она посмотрела на него в упор, давая понять, что личные темы закрыты.

— Теперь, когда вы удовлетворили свое любопытство, мы можем вернуться к выбору гроба? Или вы зашли просто поговорить? - вопрос был довольно грубый, но из уст Иды фон Вольф он таким не звучал - только учтивость, спокойный, будничный тон, будто она спросила про цвет обивки. Впрочем, фару не любила когда кто-то вторгался в её личное пространство - она привыкла закрываться от мира. Прошли те времена, когда все было на показ. Она стала старше, изменилась. - Прошу прощения, но мы, кажется, не представились друг другу. Меня зовут Ида фон Вольф. Можете обращаться ко мне просто Ида. Позвольте узнать ваше имя? - фон Вольф внимательно сканировала лицо странного гостя и оно казалось ей чем-то очень знакомым.

Только вот она никак не могла вспомнить где его видела.

Подпись автора

линии судьбы

— Господин Мабрур, — повторила она его имя, как бы пробуя его на вкус. - У вас тоже красивое имя и оно вам идет, - улыбнулась хозяйка обители смерти.

Ида стояла прямо, не отступая. Было видно, что фрау фон Вольф натянулась, как струна, но ни один мускул на её лице не дрогнул. Страх — такая же роскошь, как и слабость. И она уже давно не могла себе позволить ни того, ни другого.

"Мабрур. Посланник Уахэда," - кажется, Ида где-то слышала это имя, но пока не могла понять где. Да и лицо мужчины было знакомо. Может быть, в прошлой жизни?

Фон Вольф слегка склонила голову, будто прислушиваясь — не столько к его голосу, сколько к ощущениям, что он пробуждал. Всё в нём было... неправильно. Будто он не примерял на себя человеческую оболочку, а только изображал её — как актёр в слишком искусной маске. Но сам спектакль был не для публики, а для неё одной.

Напоминать леди о её возрасте непростительная мужская оплошность, ведь любая женщина не хочет выдавать истинные цифры из документов. И Идель не была исключением. Она неистово, даже фанатично охраняла свою красоту. И была готова платить за это большое деньги. Впрочем, по-настоящему большие деньги платил её любовник. Потому что одна бы она не смогла вытянуть ту цену, которую приходится платить за красоту и свежесть лица.

— Редкий дар... — повторила она, её голос был всё так же ровен, но холода в нем поприбавилось. Она позволила себе едва заметную, безрадостную улыбку, — не уверена, что «дар» — подходящее слово. Скорее... последствия. Иногда отсрочка — это просто вежливая форма пытки. - Конечно же, Ида думала о том, что она должна была погибнуть в аварии, приковавшей её дочь к больничной койке на много лет. Конечно же она решила, что незнакомец - журналист, желающий ворошить старые раны. Ведь что еще могло прийти в голову фрау?

Идель сделала шаг в сторону, чуть ближе к ближайшему постаменту, на котором возвышался гроб из тёмного дерева с угольно-матовой крышкой и серебряной геометрической инкрустацией. Не слишком вычурный, не слишком скромный — он казался уместным.

— Для тех, кто не спешит на тот свет, — тихо начала она, — я бы посоветовала модель, не обязывающую. Без лишнего пафоса. Умеренно вечную. Будет в моде в любой момент. Правда не уверена, что в вашем положении вам будет дело до моды, - усмехнулась Ида.

Она положила ладонь в кожаной перчатке на край крышки. Жест был неожиданно ласковым, почти интимным. Как будто она касалась чего-то живого, с нежностью и чувством. Будто нежно коснулась рукой любовника, или своего же творения. Она пустила взгляд на представленный образец.

— Это дерево — морёный ясень, инкрустация — серебро старой закалки, ручная работа. Обивка — чёрный шёлк с ляфирским швом. Без религиозной символики, если вы предпочитаете сохранять нейтралитет в вопросах веры. — Она медленно повернулась к нему лицом. — Или же, по вашему желанию, можем выполнить любую вышивку любых религиозных символов.

Свет из встроенных ламп, падающий сверху, подчеркивал точеный контур её скул, строгую линию губ. Но в глазах, в этих холодных глазах, мелькнула тень.

— Некоторые наши клиенты предпочитают составить завещание на случай погребения заранее. Контракт включает не только выбранные предметы, но, порой, целые сценарии. Музыка. Цветы. Последние слова близких. И прочее. Клиентам важно знать, что с ними будет и контролировать ситуацию. - Ида сделала паузу, но сразу же продолжила, — если же вам нужен... нечто иное, — она сделала чуть заметный акцент, — мы можем обсудить и более индивидуальные решения.

Она шагнула вглубь зала, не оборачиваясь, как будто уже знала, что он пойдёт за ней. И, если бы кто-то в этот момент смотрел на Иду фон Вольф со стороны, то мог бы подумать: эта женщина задумала сыграть в игру. Только трофеем станет не смерть, а признание её права на отсрочку. Официальное. Закреплённое. Подписью. На пергаменте. Или, если придётся, кровью.

Подпись автора

линии судьбы

Его слова о контроле и последнем спектакле заставили Иду улыбнуться. Он озвучил вслух циничную правду, на которой она и построила свою империю. Разумеется, все это было для живых. Пышные похороны, музыка, речи — лишь способ для скорбящих придать форму своему горю, найти в хаосе утраты хоть какой-то смысл. Мертвым, как он верно заметил, было все равно. Она знала это лучше, чем кто-либо.

Рассказ об эросианцах она слушала с холодным интересом. Это было новое знание, еще один экспонат в ее ментальной коллекции погребальных ритуалов. Но когда его тень накрыла ее, а голос понизился до шепота, задавая главный вопрос — «Может, вы нашли способ договориться?» — Ида почувствовала, как по спине пробежал ледяной разряд.

Он не просто спрашивал. Он утверждал. Он стоял перед ней, как живое воплощение той самой силы, с которой, по его мнению, она заключила сделку. Его финальный вопрос об «особых каталогах» прозвучал как пароль. Приглашение сбросить маски и перейти к сути. И Ида, к собственному удивлению, почувствовала укол ледяного азарта. Игра становилась опасной.

Она не ответила сразу. Вместо этого фон Вольф отняла руку от крышки гроба и медленно, с выверенной грацией, разгладила несуществующую складку на своей перчатке.

— Разумеется, это для живых, господин Мабрур, — ее голос был спокоен. — Мертвым нужен только покой. А живым — иллюзия контроля. Мой бизнес процветает на этой простой истине.

Она подняла на него глаза, и в их глубине - спокойствие и уверенность.

— Прошу за мной.

Без дальнейших объяснений Ида развернулась и пошла прочь из демонстрационного зала. Она не оглянулась, чтобы проверить, следует ли он за ней. Она знала, что пойдет. Хозяйка бюро вела его по тихому, застеленному коврами коридору, мимо залов прощания, где уже готовились к завтрашним церемониям. Их шаги были единственным звуком в этом царстве тишины. Потом они преодолели несколько лестничных пролетов и еще один коридор.

Наконец, Ида остановилась у неприметной двери из темного дуба и, открыв ее, пропустила его вперед, в свой личный кабинет.

Здесь не было ни гробов, ни погребальной атрибутики. Лишь стены, от пола до потолка заставленные книгами, массивный стол из черного дерева, два глубоких кожаных кресла и огромное арочное окно, за которым сгущались вечерние сумерки. Напротив окна на стене был алтарь из огромного экрана, разбитого на мелкие прямоугольники, транслирующие в реальном времени все важные помещения большого особняка. Воздух пах старой бумагой, кожей и едва уловимым ароматом ладана. Это было ее святилище, ее центр управления.

Ида обошла стол и села в свое кресло, оказавшись в позиции власти. Она жестом указала ему на кресло напротив.

— У меня нет "особых" каталогов, — сказала она, сложив руки на столешнице, скрепив между собой пальцы. — Каждый особый случай — это эксклюзивный проект, который обсуждается лично. Мы не ограничены традиционными методами или материалами. — Она сделала паузу, глядя ему прямо в глаза. — Итак, господин Мабрур. Расскажите мне, что именно вы ищете. Какое именно «индивидуальное решение» вас интересует, и, что самое главное, — она позволила себе легкую, хищную улыбку, — для кого оно предназначено на самом деле?

Подпись автора

линии судьбы