Автомагистраль по направлению Равнина-Валенштайн не была каким-то особенным местом; тысячи и тысячи автомобилей, легковушек и фур, пересекали ее ежедневно на скорости, превышающей сотню километров в час. Оживленное движение 24/7, особенно в сторону столицы, и настоящее сумасшествие по пятницам, когда люди возвращались домой с учебы или заработков. Шум мотора, гудки, отвратительные музыкальные трэки, которые звучат из динамиков самой раздолбанной тачки в ряду – изредка в эту симфонию звуков врывается тревожный сигнал скорой, полицейской или пожарной службы. Маурицио уже минут десять стоял и прислушивался ко всей этой какофонии, но не вполне осознавал, зачем он это делает.

Его собственная машина стоит внизу, припаркованная на обочине – подмигивает ему аварийными огнями, особенно приметными в сумерках вечера. Солнце уже село за горизонт, и, если снять очки, то покажется, будто мириады огоньков мчатся в сторону их огромного скопления там, далеко впереди. Далекий городской пейзаж по-настоящему красив, но запечатлеть его на камеру телефона почему-то не хочется. Облокотившись на ограждение моста, Маурицио хочется только курить, но, вот беда – ни одной сигареты при нем не имеется.

– Отличный вид, – Из мыслей его вырывает основная причина, которая вынудила парня задержаться по пути домой. Призрачный силуэт девушки, одетой весьма неформально, стоит рядом и, точно так же как Мавр, смотрит вдаль. Парень заметил ее, когда проезжал мимо, и даже забеспокоился прежде, чем осознать – незнакомке уже ничем не поможешь. При всем желании.

Ее портрет был прибит совсем неподалеку к одному из колышков ограждения. Рядом стояли свечи и плюшевая игрушка, цветочный венок – традиция устраивать стихийный мемориал на месте чьей-либо гибели, которая наводила на Мавра страшную тоску. Встретиться со столь красноречивым напоминанием о смерти и о том, как внезапно она может нагнать человека, где-то за пределами кладбища было не по себе. Возможно, оттого лишь, что к этой встрече ты не готовился.

– Видал и краше, – Маурицио опускает глаза, а девушка заливисто смеется, запрокинув голову.

– А ты взгляни поближе, очкарик, – Она легко проходит сквозь ограждение. Ее фигура зависает в воздухе, примерно в трех шагах от парня – если бы он, конечно, мог ходить по воздуху, – Ну, чего застыл?

Ему была знакома эта игра: призраки суицидников, почему-то, особенно любили подталкивать к гибели тех, кто находился, как и они когда-то, на распутье. Возможно, им было одиноко в своем посмертии? Так себе способ завести друзей, но Мавр, поразмыслив немного, все таки шагает вперед.

Призрак смолкает и смотрит на него внимательно, с легким прищуром. Порывы холодного ветра не трогают ее, но с ощутимой силой цепляются за одежду парня, треплют волосы.

– И правда, вид ничего такой. Прямо таки: «увидеть вечерний Валенштайн и умереть», – Он крепко держится за железные прутья, «нависнув» над автострадой. Мышцы рефлекторно сжимаются, когда взгляд парня опускается вниз, на машины, а голова идет кругом.

Несмотря на приличную высоту, лететь, если уж сорвешься, придется не слишком долго.

– Стоило оно того?

– Не знаю, – Нэнси – так звали девушку, судя по табличке, прикрепленной к ее портрету – пожимает плечами. Выражение ее лица приобретает кислый оттенок, – Последнее, о чем я думала – что буду созерцать этот гребанный пейзаж до конца вечности. Сколько прошло с момента моей смерти? Месяц? Два? Может быть, год? Сука, да время будто обходит это место стороной. Здесь только машины и я, застрявшая в своем персональном аду.

Она исчезает во вспышке потустороннего света, оставляя Маурицио одного – ненадолго, как уверен он сам. Внезапно наступившая тишина, однако, вынуждает его столкнуться лицом к лицу с собственными невеселыми мыслями; слишком знакомым было чувство отрешенности, которое ему описывали сейчас.

С места Мавр не сходит, но прижимается спиной к прутьям ограждения поплотнее.