Сложно насильно вывести Лауру из того безразличного равновесия, в котором она пребывает большую часть времени. Медленные, спокойные, даже вялые движения, абстрагированный, словно вечно задумчивый взгляд, кажущаяся полная незаинтересованность во всём, что происходит вокруг неё – женщину словно отделяет от мира толща воды, которая не позволяет ей в полной мере воспринимать сигналы извне. Неудивительно, думают люди, что у неё совсем нет друзей. Она, наверное, потеряла семью, думают люди, и поэтому стала такой от горя. Она не нарушает правил приличия, ведёт себя скромно и так далее, поэтому соседи, привыкшие к «этой странной», относились к ней в основном с благосклонным снисхождением. Тем более, что та «на людях» показывается стабильно, но редко. Несмотря на кажущуюся необщительность, её в такие моменты вполне можно увидеть в компании местных бабушек. Возможно из-за того, что они принимают её полное безразличие к их присутствию за уважение к старшим и желание выслушать. (Самой же Лорелл действительно нет разницы до людей – из-за особенностей клана пить кровь она может только у пневматиков, поэтому представители рода человеческого рядом с ней чаще всего находятся вне опасности.)
На самом же деле подобное поведение – результат всеподавляющего, полного, нездорового самоконтроля. Именно в него срезультировал страх Лорелл снова упустить контроль над собственной жизнью. В этом есть очевидные плюсы: этакие ежовые рукавицы для разума позволяют ей удерживать свой порок намного лучше, чем многим, а значит, и сохранять здравый смысл. В борьбе со своим внутренним Зверем она – уверенный победитель. Ещё Лорелл – бесценный помощник в делах, где нужен трезвый расчёт и холодная голова. Тот же шпионаж великолепно удаётся ей, способной менять детали внешности до неузнаваемости и сохранять спокойствие в любой ситуации.
Но подобный уход от реальности всё же далеко не так совершенен, как Лорелл бы хотелось. Полностью отказаться от эмоций у неё, естественно, так и не получилось, а их постоянное подавление приводит к взрывоопасному эффекту. Как только щит снимается – для любой цели, будь то самозащита от реальной угрозы для жизни, новое задание, любая грядущая по-настоящему серьёзная схватка – наружу вырывается всё то, что накапливалось до этого днями, неделями, иногда даже месяцами. Просыпается то, что Калгори так упорно прячет где-то в самых глубинах души: желание убивать, а с ним и жестокость, жажда чужих страданий, граничащая с откровенным садизмом. Бритвенно-острый взгляд, молниеносная реакция, стальные нотки в голосе, собранность, резкость движений – совсем уже не та безобидная Лаура. Не раз ей доверяли допрос пленников – как раз её желание чужой боли получало возможность разгуляться по полной. Не раз ей поручали преследование бежавших – Лорелл слишком трепетно относится к тому чувству, когда жертва настигнута и чья-то жизнь вновь зависит от неё, чтобы упустить попытавшегося скрыться наглеца так легко. Ведь, в конце концов, разве эта самая жизнь значит хоть что-нибудь? Слишком много во всём грешном мире тех, кто существует, дышит, мыслит, и все они когда-нибудь умрут, равно как и она сама. А значит, особого толку пытаться кого-то оберегать, давать кому-то шанс – нет. И сама Калгори по-настоящему удивлена тем фактом, что в свои почти двести лет она всё ещё жива.
Однако Лора и в состоянии снятия части барьеров крепко-накрепко держит себя в руках. Хотя случаи срывов всё же неоднократно бывали, с пороком Гнева это неизбежно.
И всё же Лорелл не до конца «просто существует», выполняя чужую волю. Она ждёт. Ждёт того, кто пробудит в ней интерес к жизни снова, кто сумеет сломать её самоконтроль. Не любовника или друга – скорее врага, равного себе. Или хотя бы того, кто сумеет её заинтересовать. |
Дитя смутного времени
Вторая континентальная война и последовавшие за ней народные восстания в Дюссельфолде навсегда оставили свой отпечаток на характере тогда ещё маленькой Ло. Отец её был уважаемым кузнецом в их небольшом городке, но его, как и почти всех мужчин боеспособного возраста, призвали – и он больше не возвращался. Матери приходилось работать на только-только отстроенной фабрике едва ли не сутками, чтобы прокормить семью, пусть и небольшую, а на Ло легли заботы о доме и младшей сестрёнке. Ни о каком образовании не могло быть и речи. Приходилось работать по дому, прятаться, бояться, каждый день – точнее, каждую ночь – сидеть у окна и тревожно высматривать силуэт матери и отчаянно надеяться, чтобы она вернулась. И она, к счастью, всегда возвращалась.
Кроме вечно завешенных окон – чтобы не привлекать к себе лишнего внимания – от детства остался запах железа и стали. Неудавшиеся кинжалы, лопнувшие мечи, кривые наконечники, затупившиеся ножи и испорченные элементы декора были величайшим сокровищем для Ло и Ка, памятью о любящем отце. Неудивительно, что девочки с детства сражались друг с другом исключительно холодным оружием (пользуясь, конечно же, несомненным фаворитизмом у детей своего района, если удавалось спокойно поиграть на улице). И, к счастью для них самих, они не знали, что всё мало-мальски острое было спрятано в другом месте. Так что сталь неизбежно ассоциировалась с безопасностью и уверенностью. Ло размахивала мечом с частично отломившимся острием (но у него была самая настоящая резная гарда на эфесе, поэтому то было неважно) и воинственно заявляла, что вот прямо сейчас пойдёт и отомстит врагам за смерть отца. Детали не уточнялись, но Ка на всякий случай молча присоединялась к взмахам, готовая последовать за старшей куда угодно.
Впрочем, помимо громких заявлений, Ло умудрялась заодно и совершать вещи, нетипичные для своего возраста и пола. К примеру, в 12 лет девочка умудрилась поступить в подмастерья к местному кузнецу, старому другу отца. Справлялась она ничуть не хуже мальчиков, а потому пришлось сделать исключение. Впечатлённый её рвением, кузнец даже предложил Ло пойти к тому в ученики. Но девочка и тут ухитрилась выбить себе лишь половину полного дня. Её свободное время отныне принадлежало Ре. Даже Ка, любимица, не могла поспорить в популярности с новой подругой старшей сестры. Ре, которая происходила из богатой семьи и была достаточно убедительна в своих капризах (проще говоря, родители были готовы на всё, лишь бы та не начинала истерику), предложила Ло заниматься вместе с ней уроками настоящего боевого искусства кинжалов и мечей. От такого последняя никогда не смогла бы отказаться.
Так проходили года, и к 1823 году, когда ситуация в стране выровнялась, Лорелл была уже совсем взрослой. Точнее, даже старой, по собственным меркам. Изрядно поседевшая мать к тому времени успела пристроить Кариссу замуж и могла облегчённо вздохнуть, но незамужность старшей не давала ей покоя. И ещё больше ей не давал покоя сформировавшийся характер Лорелл, которая принципиально отказывалась становиться примерной женой и матерью. На этом фоне беспокойство относительно дружбы с подозрительной Ревкель казалось просто безобидной вишенкой на торте тревожности. Хотя последнее и сыграло решающую роль. Как оказалось, из маленькой Ре собирались вырастить охотницу на нечисть. И, едва этот секрет распространился на семью Калгори, Лорелл выразила немедленное, неотступное и всячески непреклонное желание тоже стать охотницей. В её понимании это смутно ассоциировалось с отомщением неизвестным врагам за отца и с холодным оружием вместе взятыми, и этого было достаточно.
Друзей тоже не всегда выбирают
Годы тренировок пролетали незаметно. Лорелл пришлось уехать из родных краёв и объездить всю страну, но каждый год она непременно возвращалась проведать неизменно любимых сестрёнку и маму. Осознание того, что они не вечны, долго не появлялось. Ровно до момента похорон матери. Мир Лоры треснул, когда она получила письмо об уже состоявшемся событии. Треснул, но выдержал. Ревкель, её названая сестра и напарница, была ко всему прочему дикой собственницей, но это помогло заполнить пустоту в душе как ничто другое. Карисса же наоборот отдалилась от старшей, холодно встречая её на пороге своего дома, но Лорелл всё равно приезжала. Карисса рожала детей, и Лорелл привозила им игрушки из других городов Дюссельфолда. Карисса оставалась всё такой же мягкой и тихой, и Лорелл чувствовала себя на её фоне несостоявшимся подростком. Карисса создавала вокруг себя мир уюта и любви, и Лорелл каждый раз чувствовала себя грязной, лишней и с неотмываемой кровью на руках. Каждый раз ей хотелось всё бросить и остаться с сестрой – но реальность уже внесла свои коррективы, и просто так уйти от прошлого было, казалось, уже невозможно.
Тем более, Ревкель бы не позволила этому случиться. Капризная кроха выросла во властную женщину, желающую чуть ли не буквально обладать своими «приближёнными», и Лора охотно подчинилась. Ей нравилась ситуация единения и взаимопонимания, и целый мир, казалось, благополучно замкнулся в них двоих. Образ жизни не позволял им заводить постоянных спутников жизни, а случайные романы с местными молодыми людьми не нарушали гармонии между девушками. Лорелл, живущая сегодняшним днём, была вполне довольна такой ситуацией. Кроме того, уже тогда она стала известна, пусть и в крайне узких кругах. Природные способности к ловкости и гибкости, воспитанная с детства физическая сила, а также обращение с холодным оружием чуть ли не с пелёнок сделали её великолепной охотницей. Всё это плюс абсолютное взаимопонимание с Ревкель, которое во всей красе проявлялось на «охоте», срезультировало в весьма эффективную (и эффектную тоже) парочку.
Помимо боевых привилегий, это давало также и более неочевидные преимущества. В частности, в 24 года Лорелл наконец-то научилась сносно читать и писать. Во многом благодаря не столько урокам от Ревкель, сколько тычкам и понуканиям от неё же. Не сказать, чтобы Лорелл была глупой, - просто её природа куда сильнее склонилась к бытию шквальным ветром битвы, чем к грамоте.
Пусть ненависть восторжествует
Гармония была нарушена вскоре после 25-го дня рождения Лорелл. Она так и не узнала, кому перешла дорогу, но задание в одиночку выследить и убить вампира, которому на тот момент было более шестиста лет, было выдано явно не по «досадной ошибке». Самого же вампира явно позабавила такая ситуация, учитывая то, что Лорелл со всеми её умениями и предосторожностями он учуял за километр и скрутил за минуту. Ещё более забавным показалось ему обратить наглую человечинку, которая показалась ему любопытным экземпляром. Всё-таки Гедеос фон Морохир был по натуре истинным коллекционером, умеющим ценить экзотические экспонаты. Кому же не пригодится ловкая и умелая помощница, которая ещё и сама пришла в руки? А бытность её охотником добавляло дополнительную перчинку в общее веселье.
Лоре же было совсем не весело. После восьми дней ада, обретения новой сущности, некоторого отходняка и даже первой пробы крови она попыталась сбежать. И, что удивительно, преуспела в этом, довольно быстро выбравшись за пределы поместья, добравшись до временного пристанища охотников и разыскав Ревкель. На этом её везение закончилось окончательно. Ре быстро сообразила, что произошло и кто перед ней теперь. Дальнейшее развитие событий она представляла единственно верным. Лорелл же была с таковым не согласна даже в состоянии полного отчаяния. Попытавшись остановить подругу, уже вооружённую осиновым колом, Ло не успела понять, что увеличившуюся силу и скорость она рассчитать не в состоянии – слишком мало времени прошло после обращения. Не говоря уже о том, что о появлении когтей и вертикальных зрачков у себя самой её никто не предупреждал.
В конечном итоге Ревкель предсказуемо умерла. Быстро и тихо – страх отнял у неё голос. Эта тишина позволила Лорелл в состоянии полного отупления просидеть рядом с телом ещё несколько часов, пока не забрезжил рассвет и не послышались голоса.
Временная пустота в голове, впрочем, не отменяла рефлексов и инстинктов. Исключительно благодаря им Лора выбралась незамеченной – и позволила ногам привести её обратно в поместье. Её отсутствие заметили, но поняли неправильно, учитывая кровь на руках, - «птенчик поохотился». Господин Морохир остался доволен своим способным птенчиком. Лорелл же тем временем впала в кататонический ступор.
Голод расшевелил уже её через несколько дней, но последующие месяца новоперерождённая ещё долго вела себя крайне заторможенно. Переломы в жизни вызвали критическую перегрузку психики – и теперь у неё было всё время мира, чтобы это пережить. Гедеос на удивление терпимо относился к своему экспонатику, заставляя слуг предоставлять ей питание вовремя. Его терпение оправдалось: выйдя наконец из ступора, Лорелл сделала закономерный вывод, что кроме Покровителя у неё больше никого нет. Не может же она, в самом деле, подвергнуть опасности семью сестры своим появлением… О появлении на глазах охотников же теперь не могло быть и речи.
Так потекли неторопливые года, десятилетия и столетия служения фон Морохиру. Полноценно в «Братство крови» Лорелл так и не вошла, оставаясь номинальным членом и шестёркой своего Создателя. Её умения, только прогрессирующие со временем, весьма пригодились коллекционеру во многих проблемах, решениями которых могли быть незаметное проникновение, шпионаж, тихий грабёж или охота. Сама же вампирша стала относиться к своей судьбе отстранённо и безразлично, выполняя чужие указания.
Немаловажную роль в текущей жизни играет её относительная «молодость» в вампирском обществе – Лорелл попросту не воспринимают всерьёз, и это ей только на руку. Лора даже научилась более-менее сносным манерам и общению с культурными людьми. Пришлось ей и освоить искусство чтения в разы лучше, чем было когда-то, и уметь натягивать маску обычной и скучной посредственности, но базовые социальные навыки неожиданно оказались весьма полезными. Получила Лорелл и сжатый экскурс в историю и географию. В последние годы ей даже удалось вернуться к давно забытому кузнечному ремеслу. Получив от Конвента очередные документы на имя Лауры и поселившись на окраине Валенштайна, Лора потихонечку выковывает оружие, – теперь уже декоративное, – небольшие кованые изделия и прочее, что взбредёт в голову редким клиентам, призванным поддерживать видимость постоянной занятости и покрывать её регулярные исчезновения на несколько дней. Не бросила Лорелл и тренировки – вампиризм открыл новые физические возможности, не говоря уже о времени. В общем, мир постоянно открывал перед ней всё новые и новые грани.
Только вот она не задумываясь обменяла бы всё это на возможность посетить похороны сестры. |
- 
- 
