Рабочий день подошел к концу. Бармен уже отпустил Мелиссу, но она, не стремясь поскорее уйти, вышла в переулок за кафе и закурила. Она терпела весь день, чтобы богатенькие посетители не чувствовали от нее едкого запаха табака.

Завтра предстоял долгожданный выходной. Мелисса хотела созвониться с братом и попросить помочь с машиной. Она совершенно ничего в ее устройстве не понимала, но даже до нее дошло, что размеренный стук при движении – не вариант нормы.
«Лишь бы сегодня до дома добраться без приключений».

Девушка услышала приближающиеся к заднему выходу «Маски» шаги. Сигарета тихонько захрустела, когда Мелисса резко втянула в себя дым. Это была последняя затяжка и ей не хотелось так просто выбрасывать окурок.
– Черт, – шепнула она, когда пальцы обожгло. – Ну что еще? – громко взмолилась. – Моя смена закончилась!

Гуд бросила окурок в урну, но промазала, а потому ей пришлось подойти к ней ближе и присесть, чтобы поднять мусор.

Из-за двери показалась кудрявая голова бармена:
– Да травись на здоровье, я без претензий. Я вообще-то посол доброй воли. К тебе подружка пришла. Ждет за столиком.
– Моя конфетка? – Мел невольно просияла.
– Будто у тебя есть другие друзья.

В ответ на язвительность парня Гуд скорчила ему рожу и показала неприличный жест.

Бармен засмеялся и скрылся в кафе.

Окурок все же попал в урну, а Мелисса, последний раз глубоко вдохнув вечерний осенний воздух, направилась следом за коллегой.

Пришла Лоррейн. Лора, воздушная зефирка, конфетка маршмеллоу и вообще светлый человечек. Гуд не могла не улыбаться, думая о ней. Никто и никогда не вызывал в ней столько поистине милых чувств, чем Лоррейн.

В некоторой степени и самой Мелиссе это казалось странным. Да, они давно знакомы, и даже довольно близко, Лора одна из немногих, кому Гуд даже рассказала о семье и о планах на будущее, но так сильно радоваться ее приходу? Девушка остановилась перед шкафчиком в подсобке и покачала головой. К чему вообще эти мысли? Пришла и славно. У нее наверняка есть что-то новое и интересное, что она могла бы рассказать.

Мелисса любила слушать Лоррейн. Подруга была умнее, начитаннее, изящнее и владела еще множеством качеств, которыми Мелисса не могла похвастаться. И за все это Мел ею гордилась. Лора точно из тех, кто должен звезды с неба хватать, а Гуд всегда готова с земли за нее порадоваться.

Официантка скинула явно слишком легкую для погоды кожаную куртку, рабочий фартук, а потом быстро переоделась в личную одежду: черную футболку, фланелевую рубашку в красно-черную клетку и синие потертые джинсы. Вот еще за что можно было любить Лоррейн: даже если та четко осознавала, что потертости на джинсах не дань дизайну, она никогда не смотрела на Мелиссу свысока.

В итоге, не желая показаться подруге слишком уставшей после рабочего дня, она ярче подвела глаза и распустила волосы. Получилось вполне сносно.

Выйдя из подсобки, девушка сразу заметила посетительницу и снова не смогла сдержать улыбку:
«Ну точно! Милая, как щенок лабрадора!»
– Напитки уже сделал? – обратилась она к бармену.
– А то! Скажи своей подруге, что она такими темпами заработает диабет.
– Да-да, – отмахнулась Мелисса и подхватила высокую кружку с какао для Лоры и маленькую чашку черного кофе для себя. – А мы когда-нибудь будем подавать пиво?
– Мел, это кофейня.

Девушка показала коллеге язык и с улыбкой направилась к столику, за которым ждала подруга.
– Зефирка! – Мелисса улыбалась во весь рот. – Я рада тебе до умопомрачения! – она поставила напитки на стол и уселась напротив. – Ну как ты?

Отредактировано Мелисса Гуд (24.04.2025 17:57)

Рассказ подруги заставил Мелиссу нахмуриться. Конечно, она была в курсе происходящего. Даже если бы она не читала свежую прессу, которая всегда в избытке была на стойке у входа в кафе, то она все равно бы узнала о прошедшем митинге. Посетители «Маски» говорят о нем уже третий день. Девушка могла поклясться, что знала о нем уже даже больше, чем было написано в газетах.

Все дело в синтетических морфах. Люди вышли на улицы, чтобы выбить для них такие же права как у них. Мелисса не осуждала их, но также и не одобряла. Сама она никогда не встречалась с морфами нового поколения и понятия не имела, похожи ли они с людьми настолько, чтобы стать равными? В некоторой степени она считала это неестественным, все же морфы были созданы в лаборатории, а не рождены, но если у них есть самосознание, то какая разница как они появились на свет? Мел терялась в выводах.

Но в большинстве своем Гуд старалась вообще о подобном не думать. Ей было комфортно в своем маленьком привычном мирке и она не стремилась вносить в жизнь что-то новое, как делала это раньше. Конечно, получалось плохо. Мир менялся, менялись люди вокруг. Даже Лора оказалась не совсем человеком. Но, когда Мелисса задумалась, действительно ли ее это как-то волнует, то не смогла ответить положительно. Знакомых пневматиков, кроме Лоррейн у нее не было, а та никогда не делала ей ничего плохого. Поэтому, Гуд не стала глубоко копаться в своих чувствах и просто смирилась с новой деталью их отношений. Подтверждения которой, кстати говоря, она так и не видела воочию. Малышка Эллингтон так и осталась для нее сладкой конфеткой, вызывающей бесконечное умиление.

– Погоди обо мне, – девушка взволнованно смотрела на Лоррейн. – Страшно было? Тебя там не сильно обидели? Куда вообще они смотрели?! Милая моя, тебе стоит быть осторожнее. Сейчас такое тревожное время… даже я порой чувствую себя неуютно. А ты знаешь, как обычно мне на все насрать! – Гуд улыбнулась. Через силу, скрывая волнение, но искреннее. Поддержать Лору для нее сейчас было важнее всего.

– А я, да, действительно договорилась с одним из баров на постоянную подработку по пятницам, они даже нашли для меня музыкантов и на следующей неделе должны начаться репетиции, – Мел глотнула кофе. – Буду петь каверы на первых парах, это в принципе, неплохо. Будет время привыкнуть к ребятам, да и запомниться постояльцам. По сути, мне осталось только сказать этому, – она кивнула головой в сторону бара, – что ему придется найти какого-нибудь студента для работы в те дни, когда я буду петь. Может еще на каких-нибудь вечеринках удастся поработать. Но, думаю, тоже с каверами. Все равно мои песни никого особенно не впечатляют.

Это было болезненным местом Мелиссы. Она писала песни и слова, как и многие представители музыкальной сферы, и если ее музыку хвалили, то тексты назвали посредственными в лучшем случае. Гуд так часто слышала фразы типа «в ваших словах не хватает чувств» или «такое ощущение, что вы неискренне или говорите не о себе», что даже привыкла к ним.
«Я черствый сухарь и еще в поисках своей глубокой эмоции. Идите нахрен», – думала Мелисса, но держала свои мысли при себе. Надежда у нее все равно оставалось, так что она не хотела прослыть хамкой.