Последние несколько лет утро Лоры начиналось одинаково. Сон отступал всегда внезапно, резко. Она будто выныривала из сна, открывала глаза, хватала ртом воздух, как будто что-то тяжелое садилось на ее грудь и вдавливало ее в матрац. Она вставала без будильника. Иногда сны обрывались криком: детским, коротким, внезапным, как нападение. Иногда — ничего. Просто пустой серый экран, как в старом телевизоре. Те утренние минуты, когда реальность начинала различаться, сквозь еще закрытые глаза, были самыми тяжелыми.

Она не смотрела в зеркало дольше, чем требовалось для утреннего моциона. Быстро заплетала волосы, надевала простую блузку, серый или тёмно-синий жакет, удобные ботинки — всё, чтобы не выделяться. Её одежда больше не сидела на ней. Вещи смотрелись, как на манекене: аккуратно, безжизненно, вроде бы и со вкусом подобрано, но примитивно, как для серой массы за окном, чтобы понравилось большинству. Без изюминки. Не выделяться.

Перед тем как выйти из дома, Лора всегда на мгновение задерживалась у двери. Не потому что вспоминала, не забыла ли она чего. Просто в этот момент её охватывало странное ощущение: как будто дом становится лодкой, а улица — морем. И каждое утро нужно решиться сделать шаг с твердой палубы в холодную воду.

Сегодня было так же.

По пути в клинику она шла мимо булочной — аромат ванили, дрожжевого теста, кофе. Этот запах когда-то вызывал у неё голод. Потом — грусть. Теперь - раздражение. Лора не помнила, когда в последний раз хотела есть по-настоящему. Еда была как всё остальное: необходимым действием, не более.

Дальше — мост, серые улицы, редкие прохожие, автобусы с сонными пассажирами. Как будто город жил, а она - призрак, которого никто не видит.

О клинике Лора думала не как о месте работы, а как о единственном пространстве, где она чувствовала, что её существование хоть как-то оправдано. Здесь она могла быть полезной. Или хотя бы занятой. Это не давало облегчения, но создавало иллюзию контроля. В последнюю неделю, подходя к зданию, Долорес ловила себя на мысли, что боится войти. Не из-за пациентов. Не из-за ответственности. А из-за него — Майкла. Он увидел, узнал. Она чувствовала это. И хотя он не задавал лишних вопросов, именно его молчание казалось ей самым жутким звуком в её жизни.

Сегодня, подходя к автомату с кофе, Лора думала о том, что снова не чувствует ничего. Ни тревоги, ни ожидания. Только лёгкое внутреннее сопротивление. Всё, что было в ней живого, давно ушло вглубь. Осталась оболочка той женщины, которой она была когда-то.

И всё же в ней теплилась одна мысль, едва уловимая, но настойчивая: "Если он спросит — я откроюсь. Если он поднимет эту тему — я не отвернусь."

***

Тихие, по-кошачьи мягкие шаги. Он заходит в ординаторскую, садится на стул перед ней. Смотрит прямо, без вызова, без жалости. Без любопытства. Просто ждет. В её пальцах дрожит чашка с кофе, дрожь едва заметна, но Майкл замечает всё, она знала - видела как начальник работает с пациентами, слышала его вкрадчивый голос. Больше всего, в этим моменты, он был похож на змея.

Она аккуратно поставила чашку на стол. Не успела сделать глоток, наблюдала за тем, как пар медленно поднимается ввысь, растворяется в пространстве.

— Не нахожу, — тихо сказала Долорес. Голос прозвучал сдержанно. — Я давно уже ничего не чувствую. Ни усталости, ни изнеможения. Ни злости, ни облегчения. Я просто делаю. Чтобы не думать. Это помогает мне вставать с кровати каждый день. И хоть как-то поддерживает.

Лора знала, что будет дальше. Он замолчит. И будет молчать так долго, пока она не начнет говорить и говорить. Пока не расскажет ему все, о чем думает, пока у нее не закончатся слова и их место займут эмоции. Слезы, гнев, смех - хоть что-нибудь, чтобы почувствовать себя живой, по-настоящему, а не для вида. Кому нужен этот спектакль?

— Когда Алиса умерла… я думала, что умру вместе с ней. Я сидела возле кроватки и смотрела, как синеют её губы, пока «скорая» ехала. Я уже знала, что опоздали. Уже знала, — губы дрогнули. — Но тогда я не кричала. Я не плакала. Просто молча обернула её в одеяло, как будто собиралась идти с ней на прогулку. - Долорес сделала вдох. Ровный, почти беззвучный. — Потом пришёл мой муж. Сказал, что я виновата. Что я не заметила. Что нормальная мать заметила бы. А я ведь… не замечала, — она на мгновение замолчала, сжала кулаки. — Вскоре он ушёл. Я пыталась дышать — не жить, дышать. Просто чтобы не задохнуться.

Подпись автора

Читай. Смотри. Любуйся. Пиши хронология, отношения, интересные факты

Хронология Долорес П.