Это был не первый сеанс у доктора Эдвардса. Однако Шарлотта ещё не успела привыкнуть к его кабинету. Всякий раз, опускаясь в мягкое кресло, она осматривалась по сторонам, словно видела его впервые. Ей как будто бы нужно было убедиться, что ей ничего не угрожает в малознакомом месте.

Вместе с тем сам доктор Эдвардс вызывал у девушки исключительно положительные эмоции. Пытаясь понять их, она пришла к выводу, что он ей нравится. Не удивительно, ведь Маркус Эдвардс был действительно интересным и довольно привлекательным мужчиной. Любая девушка, в особенности молодая и неопытная, какой была она, легко могла бы потерять голову.

Однако Шарлотту привлекало в нём даже не это, а его способность понимать её — странное, почти мистическое притяжение, которое возникало, когда они стояли напротив друг друга, и, может быть, что-то ещё, чего она до конца ещё не понимала. Они виделись всего пару раз, но порой ей казалось, что они знакомы гораздо дольше. Она понимала, что это просто её фантазии, но от того они не казались ей менее убедительными.

Сейчас, сидя напротив мистера Эдвардса, девушка испытывала лёгкое смущение, связанное с тем, что он ей нравился. Она не могла сказать ему о своих чувствах, да и считала это неправильным, но не могла перестать испытывать их.

Прошлым вечером, лёжа на кровати в спальне, она исписывала страницы своего дневника, рассказывая им о том, что чувствует. Дневник ей посоветовал вести ещё прошлый психотерапевт, который отметил, что ей не только станет легче, но она также сможет улучшить свой почерк.

Сейчас молодёжь в основном пользовалась электронными дневниками, но Шарлотте нравилось исписывать листы бумаги. В такие моменты она представляла себя леди из восторженного девятнадцатого века. Порой ей казалось, что она родилась совсем не в то время. Она ловила себя на мысли, что ей понравилось бы носить бальные платья.

— Сегодня я снова не запомнила свой сон, — призналась она, нарушая тишину момента.

Говоря это, Шарлотта чувствовала себя виноватой. Она обещала, что попробует запомнить то, что видела во сне, но, к сожалению, проснувшись ранним утром от звонка будильника, не успела ухватиться за ускользающие из памяти картинки ночного видения.

— Но, мне кажется, это был хороший сон, — немного помедлив, добавила она, начав теребить ткань своей кремовой блузки.

Шарлотта редко носила брюки, отдавая предпочтение платьям и юбкам. Брюки появлялись в её гардеробе только по особым случаям — например, когда она отправлялась на ипподром. Там её ждала любимая лошадь по кличке Муза, с которой Шарлотта обожала проводить время.

— Это ведь нормально, что я не всегда запоминаю свои сны? — вдруг поинтересовалась она у сидевшего напротив мужчины.

Подпись автора

хронология

Причин для беспокойства у молодой девушки было предостаточно: от общения со сверстниками до успеваемости в университете, от которой зависело её будущее и, конечно же, взаимоотношения с родителями, ожидавшими, что их чадо будет лучше других. Чужие ожидания, безусловно, ложились тяжелым грузом на плечи Шарлотты. Однако не они становились главной причиной её беспокойства.

Девушка подняла взгляд на стоявшего неподалеку мужчину и поджала нижнюю губу, словно раздумывая над тем, стоит ли с ним делиться своими переживаниями. Ведь дело было не только во снах, которые оставляли странное послевкусие по утрам, но и её противоестественному влечению к нему.

Шарлотта была далеко не глупой девушкой и прекрасно осознавала всю безнадёжность своего положения. Она понимала, что между ними не может быть ничего, кроме профессиональных отношений. Её нисколько не смущал возраст мужчины, но он являлся её психотерапевтом, и их роман в случае успеха мог разрушить его карьеру.

Каждый раз, когда их взгляды встречались, её сердце начинало биться чаще, но разум безжалостно напоминал о тех границах, которые они должны были соблюдать. Она убеждала себя в том, что это именно они — границы, а не страх быть отвергнутой им, но в действительности дело было как раз в нём.

Шарлотта хотела бы открыть ему свои чувства, но боялась. Она боялась, что если скажет о них, то он прекратит сеансы и родители найдут ей другого психотерапевта. Она не могла так рисковать. Ей казалось, что если они перестанут видеться хотя бы так, то её жизнь перестанет иметь всякий смысл.

Можно было подумать, что всему виной гормоны, но Шарлотта чувствовала, что это нечто более особенное. Ей казалось, что она впервые по-настоящему влюбилась и теперь ей не хотелось расставаться с этим чувством.

— Не знаю, — обманула она, отведя взгляд в сторону. — Ничего особо интересного не произошло. Может быть, в этом дело, — это было лишь сотрясание воздуха.

В действительности вся её жизни в последние недели сводилась именно к этому кабинету и разговору. Порой Шарлотта врала родителям, что чувствует себя хуже, чтобы увидеться лишний раз с мистером Эдвардсом. Тогда они звонили ему и оплачивали очередной сеанс.

— А как ваши дела? — вдруг спросила она, снова посмотрев на мужчину, чуть наклонив голову. Ей действительно было интересно, что происходит в его жизни, ведь она хотела стать хотя бы на чуточку ближе к нему, чем была теперь. — У вас есть семья?

Шарлотта старалась не позволять себе думать об этом, но каждый раз, встречаясь с ним, невольно бросала взгляд на его левую руку. Она не знала, есть ли у него семья — жена, дети, — но отсутствие обручального кольца на безымянном пальце давало ей призрачную надежду. Эта деталь словно становилась для неё маленьким знаком, позволяющим верить в то, что, возможно, он свободен.

Подпись автора

хронология

Шарлотта слабо улыбнулась, когда услышала, что её психотерапевт не женат. Она понимала, что мужчина в его возрасте, вероятно, нуждался в семье, любви и заботе, но ей было радостно от того, что его сердце было свободно. Это давало ей иллюзорную надежду, что между ними могло бы возникнуть нечто большее, чем просто профессиональные отношения.

В глубине души она осознавала неуместность своих чувств, но не могла избавиться от них. Каждый сеанс терапии превращался для неё в мучительное испытание: она внимательно следила за его жестами, интонациями, искала в его словах скрытый подтекст. И, кажется, даже зацепилась за брошенную им фразу: «Разве Вы не слышали историй о клиентах, которые, перейдя личные границы, не смогли вернуться обратно?»

Она была довольно скромной девушкой, поэтому могла лишь мечтать о том, что он посмотрит на неё иначе, чем профессиональным взглядом. Пока он говорил, в её воображении уже рисовались картины их совместного будущего: она примерила на себя свадебное платье, провела с ним незабываемый отдых на море, а затем родила троих детей, и, кажется, не собиралась останавливаться на достигнутом.

Эта тайная влюблённость делала их встречи ещё более напряжёнными, а её проблемы — ещё более запутанными. И всё же Шарлотта находила любую возможность, чтобы встретиться с ним. Ей нравилось в нём абсолютно всё.

Однако, когда их разговор снова вышел на профессиональную плоскость, ей пришлось собраться, чтобы подумать над заданным им вопросом. На мгновение Шарлотте почудилось, что фигурки «ожили», но она убедила себя в том, что это лишь игра её разбушевавшегося воображения. С ней такое уже бывало.

— Может, медведя? — сказала наобум девушка. — Я не знаю, — добавила она, не понимая до конца, почему мистер Эдвардс спрашивает у неё про тотемы. — Что означают эти фигурки? — вдруг спросила она, посмотрев на него.

В её взгляде появилась тень понимания, которая, впрочем, не успела укрепиться в голове ясной мыслью, словно кто-то или что-то не давало ей этого сделать. А, быть может, и она сама.

Подпись автора

хронология

Шарлотта нервным движением заправила прядь волос за ухо и невольно облизнула губы, бросив взгляд на фигурку медведя, которого держал в руках мистер Эдвардс. Её неудержимо тянуло к нему, но разница в возрасте и сложившиеся между ними социальные границы словно выстраивали стену, которую она не решалась пересечь. Да и по натуре Шарлотта была скромной девушкой, не привыкшей говорить о своих чувствах вслух — что выглядело почти иронично, учитывая её истинную природу.

Она была симпатичной, с той особенной внешностью, что сразу привлекает внимание: милые черты лица, светлые волосы, глубокие карие глаза. В университете её заметили быстро — особенно популярный старшекурсник, чьё имя у всех было на устах. Для многих он был идеалом, тем самым «крашем», о котором мечтают. Но Шарлотта его почти не замечала. Возможно, именно это и заинтересовало его — загадочность, недоступность будоражат воображение. А может, причина была в чём-то другом. Как бы то ни было, в последнее время он стал появляться повсюду: на лекциях, в библиотеке, у кофейни — везде, где была она.

Но с мистером Эдвардсом всё было иначе. С первого взгляда на него внутри вспыхнуло что-то странное, глубокое — ощущение кармической связи, как будто они уже встречались не в этой, а в какой-то другой жизни. Позже, листая один из фантастических пабликов, она наткнулась на описание этого чувства и поняла: вот оно, то самое, о чём раньше читала лишь в выдуманных историях.

Шарлотте было почти невозможно переключить внимание с него на те методы и приёмы, о которых он говорил и пытался применить в терапии по отношению к ней. Когда он говорил, её мысли путались — она слышала его голос, но не улавливала смысла. Взгляд невольно цеплялся за черты его лица, движения рук, и вместо концентрации в голове разворачивались целые сценарии — фантазии, в которых их взгляды задерживались дольше, чем положено, а в словах появлялся скрытый смысл.

Ей хотелось знать о нём всё — от любимой книги до привычки пить чай утром. Эта тяга стала почти навязчивой, и она поняла, что просто обязана узнать о нём больше. В поисках информации Шарлотта решила обратиться к социальным сетям. Ей хотелось стать чуть ближе к нему, даже на расстоянии.

Иногда он появлялся в её снах, но утром оставались лишь смутные обрывки. В последние пару дней Шарлотта даже начала засыпать на парах, тайно надеясь, что сон подарит встречу с ним хотя бы в грёзах. За это она получала выговоры, но, честно говоря, расстраивало её не это, а то, что у неё не было возможность управлять своими снами.

— Нет, не угрожает, — покачала головой Шарлотта, не отрывая взгляда от фигурки, будто заворожённая.

Когда та начала увеличиваться, она резко зажмурилась, словно пытаясь отогнать видение, которое с человеческой точки зрения указывало бы на серьёзные нарушения восприятия реальности.

— Это просто медведь, — пожала плечами она наконец, открыв глаза.

Существо исчезло, едва ей удалось справиться с внутренним напряжением. Она снова посмотрела на мистера Эдвардса, когда он заговорил об интуиции — будто пыталась прочесть в его глазах, чего он ждёт от неё. Ей почему-то хотелось угодить, сказать не то, что она чувствует, а то, что, как ей казалось, он хотел бы услышать. Старая привычка, оставшаяся с детства — подстраиваться, чтобы заслужить хоть каплю тепла, ведь родители дарили любовь только в обмен на послушание.

Она едва не сказала, что интуиция подсказывает всё-таки пройти курс тех препаратов, которые назначал прошлый врач. Но проглотила эти слова. Да, она понимала, что с ней что-то не так — но признаваться в этом, особенно ему, было страшно.

— А можно… поговорить о чём-нибудь другом? — резко сменила она тему, чувствуя, что ещё одно видение может спровоцировать приступ паники, а это было бы катастрофой в присутствии человека, который ей нравится. — Говорят, помогает отвлечься, когда чувствуешь… дискомфорт. Я рисую. А в последнее время думаю о том, чтобы заняться фотографией. По сути, это почти то же самое, что и рисунок, правда? Цифровой рисунок. Каламбур, да.

Шарлотта говорила быстро, на одном дыхании, пытаясь замести следы тревоги, которую только что испытала.

— А чем вы увлекаетесь? Ну, когда не принимаете у себя людей?

Подпись автора

хронология