Я как наяву представляла то, как рву проклятый журнал. Как моя выверенная, профессиональная улыбка разлетается с этих глянцевых страниц на несколько обрывков. Прямо в коридорах корпуса подхватывается ветром из открытого окна и навсегда становится совершенно неузнаваемой. Картинка перед моими глазами была настолько реальной, что я почти в нее поверила, но, на самом же деле, я лишь чуть сильнее сжала страницы тонкими длинными пальцами и нервно прикусила губу.
Моя мать – бешеная женщина.
«По словам Роберты Вайс, ее дочь, многообещающая и уже всемирно известная пианистка Джулия Вайс, лауреатка многих конкурсов и бла-бла-бла, приостановила свою карьеру из-за травмы, но планирует вернуться в классическую музыку уже к концу этого года, выступив на открытии новогоднего благотворительного фестиваля…».
Чертова сука. Никак не смирится.
Я снова и снова бегала глазами по строчкам статьи, которая, как и практически все, перечисляла мои регалии, восхищалась моими предками и желала мне скорейшего выздоровления. Когда же это закончится? Неужели нельзя просто забыть обо мне и оставить меня в покое?
Щекочущее чувство на лице заставило меня забыть звучание букв. Конечно, это чувство было мне знакомо. Кто-то смотрит. Внимательно так, изучающе. Снова узнали? Даже несмотря на то, что мир классической музыки довольно замкнут, – и зациклен, ага, – на себе, все равно я порой встречала в частной жизни тех, кому я знакома. И я всегда знала, что лучшая стратегия – игнорирование.
Но в этот раз все почему-то вышло иначе. Я слишком остро почувствовала, что этот взгляд спустился ниже, к моей шее.
Кто бы это ни был, дерзости ему не занимать.
Конечно, я с вызовом резко посмотрела в ответ. И, о, Святой Шопер, лучше бы я этого не делала.
Нет, он не узнал меня. Этот парень сейчас, я уверена, увидев впервые, изучал меня. Вглядывался в глаза, проникал в поры, и на несколько бесконечно долгих секунд украл из моих легких весь воздух.
Это ж надо ж так откровенно пялиться! Я поражено и немного даже восхищенно усмехнулась. Его дерзость была свежим воздухом для моей жизни. И, кажется, он подкинул мне идею.
Стоило только незнакомцу отвлечься, я ушла с того места, попутно доставая из сумки телефон и делая фото статьи. Журнал я потом убрала в сумку, этот глянец теперь должен тому скуластому, и, скинув матери фотку, набрала ей же сообщение:
«Сейчас же свяжись с редактором и напиши опровержение, или я выкачу рояль на площадь перед филармонией и с того момента ты станешь жалкой тенью собственной дочери».
11 сентября
– Эй, Моника, – окликнула я одногруппницу, когда мы уже получили свою еду в столовой. – Я все же думаю, что могла бы сыграть на том вашем мероприятии.
Девушка завизжала от радости, привлекая внимание толпы. Мне всегда казалось, что ее слишком много, но ее бесхитростность подкупала.
– О, это будет феерично! Первокурсники навсегда запомнят такое приветствие и…
Я правда пыталась внимательно ее слушать, но хватило меня всего на секунду, потому что прямо передо мной снова возник тот самый дерзкий, оказывается, высокий, – и как я в прошлый раз не разглядела? – скуластый парень.
Это, наверное, дико, когда от одного взгляда бросает в дрожь? Не должны люди так на меня влиять. Неконтролируемо резко выпустив воздух, сложив губы почти в трубочку, я снова осмелилась заглянуть ему в глаза, не задирая голову наверх. Должно быть, мои глаза стали еще больше обычно огромных. Стыдоба.
В конце концов, потупив взгляд, я обошла его стороной, все еще слушая восторженный щебет Моники.
– Эй, кто это был? – я кивнула назад, вынуждая приятельницу обратить внимание на моего незнакомца.
– Этот? Джулиан Гаррет, с журналистики, – Мона из студсовета и действительно знала всех. – Мутный он, темный и загадочный. По нему половина универа сохнет. Тебе, Джулс, это не нужно.
– Да-да, конечно! – с милой улыбкой отозвалась я, еще больше убеждаясь в том, что выступлю на том концерте. Потому что я очень сильно захотела, чтобы этот Джулиан посмотрел на меня еще.
Облизав в миг пересохшие губы, я бросила короткий взгляд себе за спину. Джулиана там не оказалось, но я все равно будто бы чувствовала на себе его взгляд. И было в этом что-то странное, желанное. Потому что я не из тех, кто себе врет, ведь все последние два дня я то и дело снова вспоминала ту встречу в коридоре гуманитарного. Может быть, в следующий раз хотя бы поздороваться?
– Кстати, а что ты будешь играть? – сбила мои размышления приятельница.
– Я пока не решила. Но это точно будет что-то barbaro и, возможно, bruscamente.
– Ничего не поняла.
Я снисходительно улыбнулась.
Отредактировано Джулия Вайс (28.08.2025 18:05)
