Элиас всегда умел «быть рядом» – подбирал слова, когда они требовались, или молчал, когда видел, что человеку пустая болтовня не нужна, – и вот настал тот самый момент, в который юноша совершенно не понимал, как именно себя вести.

Они не виделись с Лоррейн добрых три года, не считая ее летней поездки в Лиаван и видеозвонков. Конечно, Эл не чувствовал пропасти, откуда не выбраться, как то бывало со многими знакомыми после длительного перерыва в общении, однако не мог отделаться от страха, что они оба в значительной мере изменились, чтобы продолжать как раньше.

Вдруг пропасть все-таки образовалась?

Вдруг, пропустив столько важных моментов в жизни Лоры, он больше не способен был «быть рядом»?

Вдруг, не зная о том, что он проживал изо дня в день, Лора не способна была больше его понимать?

С раздраженным стоном Эл провел рукой по лицу, после туша о качели недокуренную сигарету. Она была третьей за последние сорок минут, что он просидел неподалеку от дома подруги. Все собирался с мыслями и думал, но пришел лишь к одному умозаключению:

Дерек Элиас Годфри полный идиот.

Выведите жирными буквами прямо на лбу, чтобы не забыл.

Потому что если Лоррейн Эллингтон больше не его лучшая подруга, то планета должна начать вращаться в противоположную сторону.

– Дядя, дайте покачаться.

Голос мелкого пацана, подкравшегося к качелям, вернул Эла в реальность. Может, в другой раз он бы сказал мальцу подождать, но за его спиной виднелась фигура пожилой женщины, сверлившей Годфри таким суровым взглядом, что он поспешил немедленно подняться.

Наверное, выглядел он скверно – с темными кругами под глазами, взъерошенный ветром, все еще потерянный после обычного человеческого перелета из Лиавана в Дюссельфолд, – раз бабуля смотрела ему вслед так, как обычно смотрят на людей, вызывающих подозрение.

Да и плевать на эту бабулю, если честно.

Подхватив со скамьи горшок с пышной шеффлерой и бутылку красного сухого, Годфри перешел через дорогу, еле-как протиснулся в калитку, пока та его не пришибла, и остановился у входа в дом. Цветок пришлось опустить на пол, чтобы дотянуться до звонка, и как только по ту сторону двери раздалась характерная мелодия, губы тут же растянулись в такой типичной для Элиаса добродушной улыбке.

И вот уже все прежние сомнения казались глупостью.

Они пережили то, что Лора переписала историю, переживут и накопившиеся друг у друга за три года новости.

– Зачем покупать дом, в котором до двери идти – вечность? – стоило Лоррейн показаться на пороге, нарочито возмущенно протянул Эл. Изогнув бровь, он критично оглядел подругу. – А если бы была зима? Клянусь, Эллингтон, тебя бы уже ждала ледяная фигура прямо на этом месте.

Отредактировано Дерек Элиас Годфри (08.11.2025 18:15)

Эл прекрасно знал, что Лора удивится – вряд ли старик Морган нарушил бы обещание ни о чем не рассказывать внучке, – но ступор отпустил ее до того быстро, что удивился уже сам Элиас. Наверное, для него, чуть заторможенного сегодня, Эллингтон оказалась слишком… порывистой. И все же (пусть и сделав инстинктивный полушаг назад) Элиас на руках ее удержал.

– Всемогущий Эвелон, да ты как пушинка, ты воздухом питаешься?! – вновь возмутился юноша. Он слегка подбросил подругу, не размыкая рук.

Ему просто необходимо было сказать хоть что-то, чтобы перебить сбившееся с нормального ритма сердце. Минувшее волнение, теперешняя неожиданность объятий и вместе с тем до каждого звука знакомый голос, прежний сладковатый аромат шампуня вокруг смешались во что-то, чему Годфри названия не знал. Что он ощутил, так это вставший поперек горла нежданный ком и покалывание в носу.

Но когда Элиас лил слезы при встрече? Из-за встречи.

Вот и сейчас сошедшая было с лица улыбка стала только шире.

Поцеловав Лору в висок, Эл аккуратно поставил ее на пол и, не разрывая объятий, немного отстранился. Внимательный взгляд, чуть поблескивающий в сумерках, прошелся по ее лицу. Если не считать печали в глазах, Лоррейн за три года изменилась мало. Или же это было заблуждение, что Элиасу предстояло выяснить, однако сейчас он был просто рад видеть ее перед собой живой и невредимой.

– Я тоже соскучился, – отозвался Годфри на единственную Лорину фразу, еще раз крепко ее обнял и отошел к цветку и бутылке вина, стоявшим поодаль от них. – По твоим бокалам в том числе. Ну и на новоселье я явно опоздал, так что помимо вина принес еще вот что, – сунув в руки девушки вино, он приподнял горшок с цветком. – Он максимально неприхотлив, так что ссохнется только в том случае, если… не знаю. Ничего ему не будет.

Протиснувшись мимо подруги в дом, Эл поставил цветок в первой попавшейся комнате и вышел обратно в коридор, чтобы поинтересоваться, где находится кухня. И он ожидал от нового дома чего угодно – отсутствия кухонного гарнитура, там, или каких-то недостроек, – однако никак не думал, что увидит бедлам.

– Что здесь случилось? – недоуменно спросил Элиас.

Поведя рукой в простеньком заклинании, он заставил тряпку ожить и быстренько доубирать остатки беспорядка, с которым Лора пыталась справиться в одиночку. Сам же Годфри обернулся к подруге, изогнув бровь в ожидании ответа.

Даже без подтверждений со стороны Лоррейн Эл был уверен в том, что бутылка вина – самая лучшая покупка сразу после билетов до Валенштайна. Смешно, конечно, но заново ковырять свой защитный кокон, созданный кропотливыми усилиями, тяжело даже с близким другом; что уж говорить, когда этот самый близкий друг изрядно выпал из твоей жизни.

– Пока мы можем шутить, не все потеряно, – в тон Лоррейн откликнулся Элиас, скривив губы в легкой усмешке, которая в другой раз почти наверняка напоминала бы болезненную гримасу. Потому что годы шли, а испытаний на Эллингтон сваливалось столько, что начинало казаться, она магнит для катастроф и неприятностей.

Не слишком ли много для одного человека?

Элиас задавался этим вопросом не единожды – реверс лишь на одно короткое мгновение притупил эти мысли, пока воспоминания о «другой» жизни не вернулись водоворотом тревожащих снов. Эта реальность должна была стать местом покоя, разве нет? Разве не справедливо бы было оставить плохое в той судьбе, которую Лора решилась переписать, отказавшись от привычного ей мира? По всей видимости, нет. И Годфри было почти стыдно за то, что он едва-едва помнил, каким был хотя бы отец подруги – в памяти остались лишь интонации, все остальное смешалось в мутное пятно, не давая горевать.

Спрятав взгляд, Эл откупорил вино и, наполнив бокалы, поплелся вслед за Лорой в гостиную.

– Стала маяком для душ? – переспросил юноша. С ногами забравшись на диван чуть поодаль от Лоры, он облокотился свободной от бокала рукой на подушку. – То есть ты проводишь умерших на тот свет? И то безобразие на кухне – это была душа? Разве они могут так буянить сразу после смерти…

Конечно, если так подумать, глупо было полагать, что изменение историй множества людей не повлечет за собой определенных последствий. Также бестолково ожидать низкий ценник серьезной магии – в конце концов, она всегда требовала боли, а не радости или хотя бы таланта.

И все же Элиас, хмуря брови, покачал головой, как если бы не до конца верил в услышанное, а потом сделал большой глоток и поморщился. Возможно, еще одной из лучших покупок стали бы яблоки или сыр, чтобы приглушать кислый привкус вина, который, к слову, не перебивал горький тон диалога. И пока Эл подбирал слова, Лора уже продолжила говорить и, если бы внимательно смотрела на своего собеседника, непременно заметила бы, каким растерянным стало его лицо при упоминании Доминика.

Юноша застыл, чуть сильнее сжав бокал в пальцах, взгляд рассеянно скользнул по Лоррейн, затем переместился куда-то ей за спину и снова вернулся к ее лицу.

Нет.

Эл не помнил ни фамилии Доминика, ни кем он был, хотя имя определенно казалось знакомым.

Это было схоже с попытками задержать в ладони воду, при этом растопырив пальцы. Чувствуешь мокрый след на коже, но и он высыхает слишком быстро – настолько, что вода начинает казаться иллюзией. Чем-то призрачным, размытым, что маячит, раздражая, на периферии сознания, а добраться до него никак не получается.

– Я…

Отпив из бокала еще раз, Элиас медленно вдохнул и также медленно выдохнул.

Вообще-то, он не собирался подходить к теме себя так скоро. Особенно когда Лоррейн делилась личным. Ведь было же в этом Доминике нечто важное, раз взгляд девушки едва заметно изменился при его упоминании?

Фразу про Бонно пришлось проигнорировать в угоду тому, что не могло быть опущено.

– Я не помню, кто такой Доминик, Лор, – выдал Годфри, на сей раз не просто опуская глаза, а вообще отворачивая голову в сторону. – Это кто-то из школы? Из универа? Вы встречались? Прости, пожалуйста, – после паузы зачем-то добавил он.

Стоило только Лоррейн тихо усмехнуться, как Эл почти пожалел о заданном вопросе, пусть и понимал, что без этого не смог бы включиться в диалог со всем вниманием, которого его подруга заслуживала на все сто процентов.

Юноша едва заметно шевельнулся, словно боясь сбить мысли Лоры, и снова посмотрел на ее лицо. Только сейчас, кажется, понял, насколько вымотанной она была, потому что до сих пор был слишком сконцентрирован на себе, чтобы прислушаться к отголоскам ее эмоций, таких явных за счет небольшого расстояния между ними.

Как это водилось, Эл не перебивал и не торопил, пока Лора говорила или собиралась с мыслями. Просто ждал. И пусть он понял по предыдущим репликам, что ничего хорошего с Домиником не случилось, фраза о его смерти заставила Годфри мелко вздрогнуть.

«Он умер.»

Так голо, безапелляционно, до тошноты просто.

Не нужно было даже спрашивать о том, когда – Элиас был уверен, что на той злосчастной свадьбе. Отставив бокал на столик, Эл подвинулся вперед в желании прикоснуться к Лоре, чтобы напомнить ей, что она не одна в своем горе, однако замер в полудвижении, сбитый ее внезапным переключением на другую тему. Что-то подсказывало, хаос в ее жизни был ровно такой же, как в озвучиваемых мыслях.

Все-таки приобняв подругу, когда та положила голову ему на плечо, Элиас прислонился щекой к ее макушке и некоторое время просто молчал. Казалось невыносимо глупым извиняться за свое отсутствие в тяжелые моменты, потому что едва ли сейчас это имело значение, но ничего другого в голову не приходило.

– Кто-то должен разгребать дерьмо. Как правило, делают это люди эмпатичные, – после паузы проговорил он. – Конечно, проще все забыть или не обращать внимания на последствия, но я сомневаюсь, что тебе от этого станет легче. Даже если представить, что ты выкинула часть воспоминаний, что встанет на их место? – Годфри едва ощутимо пожал плечами. – Там будет пусто, а я все еще считаю, что что угодно – лучше, чем ничего.

На самом деле, забвение в данный момент жизни Элиаса было очень зыбкой темой для обсуждения, потому что его до чертиков пугало не мнимое ощущение пустоты, о которой он говорил, а беспомощность перед пробелами в памяти.

– Прости, что оставил тебя проходить через все в одиночку, – все-таки сказал Эл. Он немного отстранился, чтобы иметь возможность заглянуть Лоррейн в глаза. – Ты погоревала по ним как следует? Или бросилась во всякие дела лишь бы не думать лишний раз? – юноша чуть сощурился. – Черт с ними, с приходящими к тебе душами, – никто не живет вечно, все когда-то умрут. Они уже не принадлежат этому миру, а ты – да. И лучшее, что ты можешь сделать для своих близких, это оплакать их и двинуться дальше, черпая силы не из боли от их потери, а из хороших воспоминаний о них.

Эл поджал губы – не то недовольно, не то сочувственно. Ну разумеется, Лоррейн ничего не сделала, чтобы справиться с потерями – так в ее стиле, просто жуть, – и позже она назовет свои попытки что-то предпринять абсолютно правильным словом – «забыться». Да вот только «забыться» и «справиться» на то и разные слова, что означают разные вещи. Возможно, будь Годфри дотошным строгим человеком, Лоре пришлось бы выслушивать лекцию о том, что избегать своих чувств по поводу трагедии – идея херовая; однако Эл был человеком слишком мягким, чтобы высказаться в подобном тоне, особенно когда это было не так важно, как простое молчаливое нахождение рядом.

Отстранившись от Лоры на мгновение, чтобы поднять со столика бокал, Элиас вслед за подругой сделал глоток, снова поморщился. Определенно стоило взять что-то, что не кислило. Купить красное сухое вообще было глупостью, мнением, навязанным «взрослыми»: годное вино может быть исключительно красным и исключительно сухим. Может, из сказок Эл и вырос, но до такого качественного дерьма еще точно не дорос. В голову даже закралась мысль добавить в бутылку пару ложек сахара, хотя на самом деле он не помешал бы везде: в последних месяцах, в этом разговоре и в жизни в целом.

– Знаешь, я тут подумал… – юноша вдруг как-то грустно фыркнул. – Вот нам вечно говорили, что сладкое вредно, а лекарства вкусными не бывают. Нет ощущения, что мы начали неосознанно примерять это правило на жизнь? Если тебя помотало, это для опыта, так что не ной, – легонько прокрутив в пальцах бокал, Годфри отпил из него еще немного. – А ты бы и рад не ныть, да только в достаточной мере положительный опыт где? Горькая пилюля съедена, не время ли для десерта? Я бы, вот, от него не отказался.

И Лоррейн он желал того же самого или хотя бы просто тишины – разнообразия ради. Благо, какими-никакими друзьями Эллингтон все же на новом месте обзавелась; уж Эл, как никто, знал, что по-настоящему впускать кого-то нового в свой близкий круг Лоре давалось непросто.

– Я рад, что тебе есть, к кому забежать на пиво и кому звонить, чтобы вытащили из полицейского участка, – отозвался Эл. И с подругой Лоррейн, о которой та говорила, он тоже не прочь был познакомиться – и потому, что едва ли знал кого-то в Валенштайне, и потому, что было интересно взглянуть, чем живет сейчас сама Лора.

К слову о знакомствах.

– Слушай, а… – Годфри на секунду нахмурился, подбирая слова. – А у тебя в универе есть театральный кружок или что-то типа того? Или, может, эта твоя подруга блондинка?

Элиас отвел глаза, сомневаясь, что уже можно плавно отойти от темы смерти и перейти на друзей. К тому же, прозвучал он очень странно даже для себя самого.

– Просто я иногда вижу во снах одну и ту же девушку… Никак не могу запомнить ее лицо, но почему-то уверен, что она как-то связана с Валенштайном, хотя одета она по современным меркам очень старомодно, – он пожал плечами и, выдержав недолгую паузу, добавил таким уставшим тоном, будто ему приходилось насильно вытаскивать из себя слова: – Мне вообще часто снится Валенштайн, старый дом, где прошло детство, но оно все какое-то странное. Как будто не мое и мое одновременно. Это очень похоже на те сны, которые у меня были, когда ты переписала Книгу судеб, но только тогда все было ясно, а сейчас ощущение, что я не до конца понимаю, где сны, где воспоминания, а где явь. Я даже не на сто процентов уверен, что с тобой сижу взаправду.