Мисс Арчибальд никак не ожидала, что господин Келлер так легко примет её предложение. Его холодный взгляд, пронизывающий до глубины души, показался ей даже почти дружелюбным, когда он давал своё согласие.

Стоило ему покинуть дом доктора Картера, как сердце молодой девушки трепетно забилось в груди, и отнюдь не от страха. Напротив, его сдержанная улыбка и учтивые манеры ещё какое-то время терзали её мысли, словно бы он не был тем человеком, который может разрушить её жизнь одним росчерком пера. И хотя она не позволяла себе забыть о его истинной сущности, пока они вели оживлённую беседу, общение с ним показалось ей неожиданно приятным.

На следующий день Долорес проспала дольше обычного, а, проснувшись, ещё долго лежала в кровати и смотрела в потолок. Её пальцы нервно теребили край одеяла. Мысль о портрете господина Келлера не давала ей покоя. Она пыталась убедить себя в том, что предложение написать его портрет было ничем иным, как попыткой загладить свою вину. Но правда заключалась в том, что ей отчего-то хотелось его снова увидеть. Быть может, дело было в том видении?

К вечеру, когда сумерки сгустились над городом, она снова услышала уже знакомый стук в дверь. В этот раз господину Келлеру не пришлось долго ждать. Она отворила ему дверь гораздо быстрее и куда охотнее, чем в первую их встречу или даже вторую. Кроме того, Долорес встретила его тёплой улыбкой, которая по-особенному заиграла на её лице из-за свечи, которую она держала в руках.

Пригласив господина Келлера войти, Долорес провела его по тускло освещённому коридору на второй этаж, где старинные деревянные панели стен отбрасывали причудливые тени. Там они оказались в небольшом помещении с высоким окном, занавешенным плотными шторами.

В углу стоял массивный дубовый стол, старинный стул с высокой спинкой, небольшой шкаф с рядами блестящих тюбиков, и, разумеется, удобное кресло, в котором, по её замыслу, должен был разместиться мужчина. Позади кресла она искусно уложила тяжёлую бордовую ткань с золотой вышивкой, создавая изысканную драпировку, которая придавала помещению благородный вид.

Там же, напротив кресла, стоял и простенький мольберт, за которым Долорес планировала расположиться сама. Краски, кисти, карандаши и сам холст уже были готовы.

— Прошу вас, господин Келлер, — она предложила ему занять место в кресле, а сама села на небольшую табуретку перед мольбертом.

Долорес волновалась, но, не став терять времени зря, взяла в руки карандаш и сделала первые штрихи, чтобы пометить область будущей картины.

— Позволите спросить? — вдруг поинтересовалась она, смотря на холст. — Почему вы выбрали именно эту профессию? Почему захотели стать именно… — Долорес не закончила, будто ей было то ли неловко, то ли страшно выговаривать аббревиатуру комитета.