Свет от фонарей таинственно мерцал, высвечивая краткие искры падающих капель. Дождь не собирался становиться сильнее, не собирался и останавливаться, едва ощутимой моросью покалывая темные камни города и тихо шурша по черепице. Цок, цок, цок, тихий шелест наполнял ночную тишину, свежестью прогоняя последнее осеннее тепло. Он же немного приглушал запахи города, среди которых доминировала ещё несовершенная канализация и лошади. Лошадиная нотка была главенствующей в любом городе в эту эпоху. Свою лепту они вносили и в звуковое сопровождение. Сквозь едва шёпот дождя периодически доносилось лошадиное ржание, возмущённое или просто выражающее смутные животные эмоции.
Они были немногим более осмысленные, чем человеческие.
Час был довольно поздний, но до полночи ещё было далеко, поэтому по улицам сновали телеги, кареты и повозки, всадники на всё тех же лошадях разного уровня ценности, пешеходы, по одиночке или в компании. Хотя их количество иссякало с каждым ударом часов, отсчитывающих четверти.
Никто не замечал силуэт, стоящий возле стены в тени между фонарями - потому что он не желал быть замеченным. Но проходя мимо люди испытывали лёгкий дискомфорт и беспокойство, они неосознанно ускоряли шаги, спеша отойти дальше. Некоторые из них думали, что дело в громаде храма, нависающей над улицей в своей неотвратимой монолитности. Это было довольно иронично - многие ощущают себя в тени храма дискомфортно, неуютно и суетливо, поддаваясь эфемерному чувству вины, порождённому мелкими грешками. Но в этот раз причина была несколько иной. Источником дискомфорта для проходящих был вампир, стоящий, опираясь спиной на стену храма недалеко от главного входа. Его дурное настроение распространялось волнами, слабыми, но вполне ощутимыми для тех, кто оказывался в поле действия.
Ему было дискомфортно тут, он ощущал, как камни храма постепенно вытягивают из него жизненные силы. Если бы тогда существовали атомные реакторы, то у вампира была бы достойная параллель для его заигрывания с опасностью. Но пока он думал об испепеляющем огне печи, пропускающей эхо своего жара сквозь толстые стенки.
Он даже не смотрел на проходящих мимо людей, потому что они не были ему интересны. Его взгляд был направлен в беззвездное небо, а губы задумчиво приоткрыты, демонстрируя кончики клыков.
На нём был надет длинный чёрный сюртук и жилетка по последней моде, но лента на шее была полураспущена, позволяя частично расстегнуть воротник белоснежной сорочки. Если не приглядываться к его лицу, он выглядел словно только что вышел из лучшего салуна города. Лицо его лицом человека не было, особенно когда свет фонарей отражался в лиловых глазах. Но он не позволял никому это увидеть. И вся его одежда была только развлечением. Люди - часть своей эпохи. Они рождаются с нею, живут ею и уходят с нею. Но когда тебе уже три века - для тебя это становится просто маскарадом. Почему нет? Время надо же как-то тратить.
То же самое крылось в нахождении рядом с храмом. Да, заигрывание с опасностью. Вампир умудрялся не терять вкус к жизни, пусть его жизнь и отличалась от привычной. Но иногда ему хотелось более острых эмоций, чтобы ощущать этот вкус.
Его уже десять лет знали, как Теодора Уинслоу, хотя куда дольше его звали Фератейн. Он оттолкнулся от стены храма и направился прочь по улице, решив, что поиск приключений может перейти в следующую стадию. Он был голоден. Одна из лошадей на дороге испуганно всхрапнула, когда разминулась с хищником.
Дождь продолжал идти.

Фератейн действительно был голоден. Он считал, что его чувство голода мало отличается от человеческого, хотя и с определёнными поправками. Дело было в энергии. Дело всегда в ней, и даже новомодные электрические лампы, тихо звенящие, воспевая песнь прогресса, тому подтверждение. Не обязательно убивать, не обязательно доминировать, нет смысла просто впиваться в кого-то клыками. Тогда вампиры бы мало чем отличались от тех же некрофагов или оборотней. Фератейн мог бы без особых усилий завладеть разумом практически любого жителя города и заставить его сделать всё, что угодно. Но это скучно. Он ощущал биение живых сигнатур вокруг, но почти все они были блеклыми и неинтересными. Их мысли даже не погружались глубже стандартного “поесть, работать, потрахаться, не споткнуться, спросить тётушку Морри, когда она вернёт то блюдо с цветочками”. Личности ярче были заметны, как зеркальные прожекторы посреди поля тусклых свечей, создающих ровное рассеянное мерцание. Своего можно добиться не только прямым внушением. Есть много способов интереснее. Фератейн даже немного расстроился, что его до сих пор не попытались ограбить.
В окнах слабо мерцали отблески свечей, лампад и керосиновых фонарей, но они гасли один за другим по мере продвижения времени в ночь. Вампир не вслушивался в поток мыслей вокруг, позволяя ему литься мимо вместе с дождём.
Открылась дверь, выпуская на тёмную улицу водопад жёлтого света. Из проёма вышла девушка, вслед ей неслись голоса, добродушные, похожие на эхо голосов чаек. Но после дверь закрылась, оставляя девушку посреди темноты. Она тут же пошла по тротуару, скромная и старающаяся остаться незамеченной. Но её разум горел куда ярче, чем она хотела показать. К тому же она была красивой, что обещало сделать приключение куда интереснее. Фератейн улыбнулся и пошёл следом. Он не желал спугнуть её, да и к тому же значительно отличался от тех, кого обычно можно встретить на улицах в это время. В этом было что-то от хищнических повадок. Он выделил добычу и теперь не заинтересуется никакой другой до тех пор, пока охота не окончится успехом или провалом. И вампир надеялся на успех. Сквозь запах дождя он ощущал тонкий аромат духов девушки, и он ему нравился. Поэтому он поравнялся с девушкой и негромко произнёс, сохраняя приличествующую ситуации дистанцию.
– Не годится, чтобы леди была одна в это время суток. Никакого вмешательства! Позволите мне убедиться, что вы не встретите никакую беду на улицах этого города?