Когда мы только начинаем осознавать свою сущность, нам родители рассказывают следующую легенду: Желание большой силы никому не чуждо, ведь оно опьяняет, словно крепкое вино, потому что те, у кого в руках сосредоточена сила, правят нашим миром. И на этот извилистый путь, поросший колючим терновником, встали потомки Верослава. Мгелиа и Джумбер, оборотни-шаманы, родом из Анарк Каниша, были пленены своей мечтой: они хотели быть более сильными и грациозными, подобно могущественным львам из жарких саванн; быстрыми и ловкими, как всевидящие соколы, чьи крылья рассекали небесную синеву. Однако чем больше они погружались в поиски, тем сильнее жажда силы истязала их, стирая тонкую грань между допустимым и запретным. Они стали слепы настолько, что не видели вокруг себя ничего, кроме собственного безумного желания. Время шло, а безумие пожирало их, пока в заброшенных руинах, среди покрытых мхов обломков, они не нашли старинный фолиант, гласивший о всемогущем божестве, способном выполнить любое желание, если внемлющие почтут его просьбу. Когда тайный ритуал был свершен, перед Мгелией и Джумбером возник всемогущий, чей величественный и грозный вид внушал и страх, и восхищение. Оборотни-шаманы, склонив голову перед ним, рассказали ему о своем тайном желании, что они желают быть подобно соколу и льву, на что божество потребовало их первенца, что тихо сопел в люльке. Мгелиа и Джумбер без лишних слов и возражений отдали ребенка, после чего всемогущий дух сжег древнее писание и исчез, растворившись в пустоте и оставив Мгелию и Джумбера довольствоваться новой силой. Теперь же они были быстры и проворны, как никогда, ведь часть их туловища была соколиной, а вторая – львиной. Страх и испуг поглотил оборотней, и вместо привычного рыка из их груди вырвался хриплый клекот, а с огромных крыльев полетели перья. Они были заперты в собственном желании, о котором грезили несколько лет, потеряли свою силу, способной превращать их в различных зверей, и лишились самих себя – человеческой личины… В их сердцах мгновенно разожглось пламя ненависти: Мгелиа видела врага в Джумбере, а Джумбер его в Мгелии. Они разошлись, утопая в проклятиях, но все же раз за разом возвращались, потому что «второе проклятье» не позволяло им исчезнуть из жизни друг друга. Наказание за слепое повиновение легло на плечи их первых потомков: те, подобно диким зверям, вынуждены были скитаться по миру, и только их семя дало потомство, способное вновь становится людьми. Их потомки, основали два дома: дом «Белого пера», известный как семью белых грифонов, и дом «Сумеречных крыльев», в котором находились черные грифоны. Даже спустя столетия эти странные, невидимые узы, связывающие нас прочными нитями, не ослабли, и даже если кто-то решится уйти, то тот обязательно вернется обратно. Это наше «второе проклятье». Говорят, что сделку со всемогущим божеством могут расторгнуть те, в чьих венах течет кровь Мгелии и Джумбера, но как это сделать – никому неизвестно до сих пор.
Иронично, не правда ли? Мы одновременно и оборотни, и нет: потерявшие свой «истинный» звериный облик, стали наполовину львами, наполовину орлами; среди людей стали тем, кого они кличут грифонами. Мы лишились некоторых особенностей, хотя, скорее, променяли их на другие. Жалеем ли о своем существовании? Нет, потому что мы не знаем другой жизни. Сам же я был рожден в доме «Белого пера», у пары флориста и повара, у которых была небольшая – хоть и тесная – квартира под крышей в старом доме. Не сказать, что денег не хватало, мы не знали бедности, но и жить на широкую ногу, не отказывая себе ни в чем, не могли. Как и всем, нам приходилось экономить, откладывая деньги на что-то важное, необходимое. Детство... Оно было обычное. Безбашенные авантюры, от которых голова кругом шла не только у детей, но и у родителей, стали обыденностью. Все заброшенные здания, стройки и прочие «запретные» зоны были исследованы вдоль и поперек. Частые драки с друзьями также оказались для нас, сорванцов, привычным делом, однако самое яркое воспоминание, будоражащее все мои чувства, — это первый полет. Мы долго учимся держаться в воздухе, сопротивляться встречным порывам ветра, но когда этот момент настает, то в нашем сердце возгорается безграничная любовь к небу. Она вынуждает нас раз за разом расправлять крылья и взмывать вверх, в объятия кучерявых облаков. Я же смог познать это чувство только в 17 лет, немного позднее других моих сверстников. Когда настал черед школы, то я не был сам успешным – в плане оценок – учеником. Скорее, был одним из проблемных. Единственное, в чем я превосходил остальных, так это в выносливости, скорости и силе. Несмотря на строжайший запрет родителей, что я не должен выдавать свою истинную сущность, желание быть сильнее, иметь авторитет в своих кругах росло, а мой и без того непростой характер становился сквернее. Мои выходки принесли отцу и матери немало проблем, но они были рады, когда я все же смог окончить школу. Настал черед колледжа, где я выбрал специальность, связанной с экономикой. Правда, мне еще пришлось устроиться на подработку в бар, местным «вышибалой», чтобы оплачивать себе учебу – отец попал в тяжелую аварию, в которой он и… умер. Все отложенные деньги на обучение ушли на похороны и суды с тем, кто и был виновником столкновения двух машин. К сожалению, его адвокат был лучше подкован в своем ремесле, и это дело мы с треском проиграли. Мою семью окутал траур, из которого мать выбиралась очень тяжело. Мне же помогла Эйвелин, моя названная сестра, мой личный лучик яркого света. Мы росли с ней бок о бок, доверяя друг другу все тайны и секреты, поэтому ее поддержка облегчила и мое горе, и горе моей матери. Только спустя полгода мать смогла улыбнуться, а наша совместная жизнь налаживаться. Казалось бы, ведь все должно быть хорошо: я устроился в мелкую контору офисным планктоном, цветочная лавка матери в последнее время приносила хороший доход, а Эйвелин, влюбившаяся по уши в какого-то загадочного типа, расцвела, как прекрасная роза. Однако вся идиллия была перечеркнута кровавой резней, родившаяся на почве недопонимания и презрения между домами. Она вытащила из глубин сознания весь тот мрак, что медленно пожирал каждого изнутри. Если нас тогда было около сотни, то теперь наша численность едва доходила до двух десятков. В один кратчайший миг не стало моей семьи – я отчаянно пытался защитить свою мать от черных, но острый коготь разорвал ее артерию, – в живых осталось лишь шесть моих знакомых и Эйвелин, перепуганная до смерти Эйвелин. В итоге мы разошлись с «Сумречными крыльями»... с миром и со скрипом зубов, а остатки нашего дома единогласно решили покинуть этот город, пока СМИ не узнали о нашем кровавом сражении. Выбор пал на Валенштайн, а сами, собрав остатки наших жалких сбережений, поселились в старом многоквартирном доме, расположенном не в самом благополучном районе. Чтобы сэкономить деньги на первых порах, мы жили вместе, и лишь потом, спустя месяцы, смогли позволить себе отдельные квартиры, однако Эйвелин не хотела оставаться одна – мучали кошмары того дня. Я ее понимал, ведь тоже часто просыпался в холодном поту, когда перед глазами возникал окровавленный образ собственной матери... Так пролетело несколько лет, и я даже сдружился с теми, о ком изначально практически ничего не знал. Мы стали поддерживать активную связь друг с другом, на выходных выбираясь вместе на прогулки. Многие обзавелись семьями, нашли неплохую работу – мне же пришлось податься в таксисты, сутки проводя за рулем, – и даже Эйвелин смогла выбраться из своего кокона и снова влюбиться в кого-то без памяти. Тогда я и подумать не мог, что это всего лишь было затишье перед бурей. Моей личной бурей, сотканной из злости, ненависти и отвращения ко всему миру. Я помню этот день, словно это было вчера: едва мы с Дэнни вышли из магазина, как врезались в огромную встревоженную толпу, окружившие переулок, из которого полицейские активно призывали сохранять спокойствие. Право, мне это удалось лишь благодаря крепкой хватке Дэнни, ведь там, в переулке, лежала мертвая Эйвелин. Ее тело было чудовищно растерзано, и поэтому блюстители правосудия как-то быстро сослались на стаи бродячих собак, которые в этом районе были не редкостью. Сколько бы я не бился за правду, ответ был один – несчастный случай. Однако я знал, как выглядят укусы собак, и те раны, которыми изуродовали тело Эйвелин, не принадлежали им. Ее убийца был сильнее, гораздо сильнее. Я был зол. Безумно зол на правоохранительные органы, что они так быстро смяли расследование дела, подсунув нелепые доказательства, чтобы получить бонус к зарплате за еще одно «раскрытое» происшествие. Выглядело ли это подозрительно? Несомненно, но как бы я не бился за справедливость и пересмотр дела, мне из раза в раз тактично указывали на дверь. С этого момента жизнь превратилась в бесконечные поиски правды. Я ушел в себя, отстранившись от остального мира и оборвав контакты с другими людьми – телефон был выключен и убран в ящик стола. С работы меня уволили, а в дверь часто стали стучать, грозясь выселить, за неуплату долгов, но мне было плевать на это. Все, чем я дышал на тот момент, были собственные расследования, раз за разом приводившие меня в тупик. Мое нездоровое увлечение случившимся насторожило приятелей из дома «Белого пера», и те насильно вернули меня в реальность, привели в чувства. Из собственного кармана оплатили долги, висевшие мертвым грузом, и помогли устроиться охранником в Исторический университет Валенштайна, чтобы я мог сводить концы с концами. Они мне помогли, да, и я им благодарен за это, ведь они, сами того не подозревая, столкнули с тем, кто знал «особые» слухи о произошедшем. Клубок загадок распутывался, постепенно и неохотно, но в итоге все нити, за которые я в отчаянии цеплялся, вели меня к одной персоне, Джеймсу Паттерну, влиятельному олигарху, сколотившему все свое состояние вокруг популярных машин. Он был на самой вершине элиты, а я волочил свое бренное существование в подножье этой пирамиды. Добраться до него было равносильно успешному прохождению лабиринта, кишащего различными монстрами, однако с голыми руками меня ждала лишь смерть. Нужны были деньги и власть. Вскоре ответ пришел сам собой. Мафия. Криминальная организация, умело дергающая за нити из-за кулис, способна с легкостью вершить целые судьбы на мировой арене. Это была единственная возможность, которая могла позволить мне в короткие сроки стать теневым палачом, но передо мной возникла следующая проблема: нужно было найти того, кто так или иначе был к ней причастен. Стоит ли говорить, что кто ищет, тот всегда найдет? Вот и мне удача улыбнулась, пусть и кривым оскалом: судьба свела меня с Заком Хиллс, который работал на семью Джованни. Немного уловок, игры в хорошего приятеля и надежного друга, и передо мной уже открылась тяжелая дверь, ведущая вниз. Я был готов ко всему. Мне было все равно, какая работа перепадет в мои руки, если та способна возвысить меня до одного уровня с Джеймсом Паттерном, но пока еще это время не настало. Все, что я могу сейчас, так это только показать моей новой «семье», какой я хороший пес, но при этом просто обязан сохранить свою новую «работу» в тайне от братьев и сестер из «Белого пера» - не хочу заставлять их переживать, ведь они и так много сделали, чтобы помочь мне найти способ выбраться из этой ямы. Смогу ли я балансировать на грани двух миров, преступного и законного? Не знаю, но выбора у меня нет. Больше нет.
|
Теперь я абсолютно уверен, что судьба ненавидит меня. Почему же я так решил? Все просто: едва я оброс связями, способными приблизить меня к Джеймсу Паттерну, и скопил зеленые купюры, как все мои старания вновь обратились в ничто, бросив в меня самое начало. Без власти, без денег, но с изуродованной совестью и окровавленными руками – единственный «подарок» из прошлого, доставшийся по милости богов. Если бы я знал, что тот день разорвет мою жизнь на две части, образовав между ними огромную пропасть в 17 лет, я бы ни за что не согласился сопровождать товар до места его передачи в руки клиента. Но я, соблазненный хорошей «наградой» за послушание, покорно согласился – думал лишь о своей цели, не беспокоясь о последствиях. Сначала все шло, как по маслу. Заброшенное здание на окраине города, куда не осмеливались соваться даже бездомные наркоманы и пьяницы, - идеальное место, если хочешь остаться незамеченным. Однако стоило нам только зайти туда, как многие тотчас почувствовали себя дурно: у кого-то начинала кружиться голова, кого-то выворачивало наизнанку, а кто-то задыхался, пытаясь жадно глотать воздух… А следом нас накрыла темнота бессознательности, в которой все утонули без исключения. Когда мы пришли в себя, не могли сразу сказать, сколько времени пробыли в отключке, а сориентироваться по телефонам было невозможно, потому что… они все оказались выключенными – разрядились. Первая мысль, въевшаяся в наши голову, - это была западня, однако она исчезла также быстро, как и появилась, ведь все мы – даже товар – были целыми и невредимыми. Все вещи, ценности также были при нас, и поэтому мы терялись в догадках, что рассеялись сразу же, стоило нам выйти из этого забытого жизнью здания. Мир изменился. Нет, он не просто изменился, он полностью стал другим: верхушки зданий, которые были едва заметны, теперь расползлись во все стороны, стали выше, ярче и заметнее; рядом слышались звуки отбойного молотка, жужжание машин и крики рабочих, когда их еще мгновение назад не было – там был пустырь; а сама природа вокруг заброшенного завода теперь уже напоминала дикий лес. Растерянные и потерянные мы не сразу сообразили, что с нами произошло. Только с помощью допросов тех, кто ошивался в округе, с ужасом осознали, что потеряли 17 лет жизни. А это время немаленькое. Особенно для людей. Временная петля. Магическая аномалия, вспыхивающая то тут, то там и утягивающая в свою бездну неосторожных людей и нелюдей… Мы стали ее случайной жертвой, и мир вычеркнул наше существование, как ненужную деталь. Для тех, кто числился пропавшим без вести целых 17 лет, подстроиться под текущее течение жизни очень… нелегко, потому что все вокруг изменилось. Того, к чему ты ранее привык, теперь уже не существовало: клан Джованни распался, и теперь я был сам по себе, только вот возвращаться мне также было некуда. Квартиру, которую я снимал, уже занимали другие жильцы, а все мои счета были заморожены за неуплату… Или же из-за моей «смерти»? В любом случае, это уже было неважно. А потом я, скованный собственным проклятьем, случайно встретился с ними, со своим домом «Белого пера». Их удивлению не было границ, потому что все они считали меня без вести пропавшим – розыск не принес никаких результатов, и я их не виню за это. Однако я им безумно благодарен за то, что они в очередной раз протянули мне руку, помогая выбраться из ямы забвения: мои «братья» и «сестры» помогли мне справиться с бумажной волокитой по восстановлению личности и документов, а мой старый приятель пригласил меня стать бариста в его открывшейся кофейне – обеспечил работой. Жить пришлось на первых порах у него же, пока не отыщу себе хотя бы комнату, которую можно будет снять. И, казалось бы, моя жизнь впервые за долгое время стала нормальной, обычной, как и у большинства. У меня не было больше криминальной жизни, в которой я увязал добровольно, и это радовало бы меня, если бы не одно «но». Джеймс Паттерн. Я не знал, что случилось с этим подонком, но мысль о том, что он умер от какой-то болезни, а не от моей руки, огорчала, потому что СМИ молчали. Сколько бы не шерстил просторы Интернета, все было глухо. До одного момента. Я увидел его случайно, среди оживленной толпы, окружившей дорогой ресторан, и он… не изменился. Ни капли. Но не это застало меня врасплох, а после объяло злостью, яростью и ненавистью, вспыхнувшей в душе с новой силой, а то, что он пах… как мы, как члены дома «Белого пера»! Мысль о том, что этот ублюдок жив – и каким-то образом стал одним из нас! – не давала мне покоя. Я стал с остервенелым рвением искать информацию, которой мне все время было мало. Где же все то, чего я добился за верную службу Джованни?! Я снова оказался никем, и это мое положение на социальном дне меня угнетало, давило. Говорят, ничего не случается просто так, и я в это поверил, когда случайно – из множества разговоров и слухов – узнал о существовании нового теневого клана, родившегося на осколках семьи Джованни, - Джуллианно. Перед глазами – выход, как и в тот раз: стать ее частью, покорным исполнителем, готовым браться за самые грязные задания. Я знал, что это – болото, из которого невозможно выбраться, но жажда мести, справедливости и правды испепеляла мое сердце и ослепляла меня самого. Над этим выбором, нависшим надо мной Дамокловым мечом, я не раздумывал долго – принял свою судьбу, сотканную из мучений и страданий других людей.
|