Этим днем Колестис решила провести время с детьми, понимая, что вскоре ей придется покинуть их. Она не знала насколько долго император будет держать своего старшего сына вдали от дворца, но полагала, что достаточно, чтобы иссинская ведьма набралась ещё больше сил.

Ей не нравилась мысль о том, что все события, которые будут происходить во дворце, дойдут до них лишь спустя недели, если не месяцы. Она не могла не размышлять о поспешности решения, принятого её супругом, в то время как их дети, находясь совсем рядом, увлечённо играли красивыми фигурками из оникса. Безмятежность их забавы резко выделялась на фоне её волнений, и при взгляде на них на лице Колестис появилась непроизвольная улыбка.

В их старшем сыне Гекторе читалось несомненное сходство с отцом: густые тёмные волосы, волевой подбородок и пронзительный взгляд. Лишь небесно-голубые глаза выдавали материнскую кровь. Младший же, Клетус, словно сошёл с портрета матери: те же светлые вьющиеся волосы, фарфоровая кожа, аккуратный маленький нос и тот же цвет глаз. Но улыбка у него была отцовская.

Дети весело играли, не догадываясь о грядущей разлуке. В ином случае, не будь у Клетуса проблем со здоровьем и не подстерегай их опасности в пути, она бы непременно взяла сыновей с собой. Эта мысль вновь пришла ей в голову, пока она наблюдала за мальчиками, а художник создавал её портрет. О присутствии живописца она почти забыла – его болтовня сейчас совершенно её не занимала.

Внезапно мальчики отвлеклись от своей игры и посмотрели в сторону арки, в которой показалась знакомая им фигура. Следуя за их взглядами, Колестис обернулась и увидела приближающегося Корнелиуса. Он явно собирался нарушить их уединённый покой. Бросив игрушки, оба сына бросились к отцу.

Колестис оставалась неподвижной на клинии, не делая попыток подняться. Пока Корнелиус был занят с детьми, она задумчиво смотрела в сторону, словно происходящее её не касалось, хотя в глубине души она была глубоко тронута этой семейной сценой.

Когда он направился к ней, она опустила ноги на мраморный пол и взглядом велела художнику оставить их. Молодой человек, который вот уже три недели писал её портрет спешно сгреб кисти и краски, подхватил результат своих трудов и направился к выходу, оставляя их наедине.

— Мой любимый супруг, взгляни на наших детей, — одарив его улыбкой, подобной улыбке гадюки перед броском, произнесла Колестис. — Разве не видишь ты, как они нуждаются в материнской любви? Как могу я покинуть их, обрекая на страдания? — она смотрела на него с тем особым выражением, что присуще лишь женщинам, хранящим в сердце либо истинную любовь, либо талант искусной актрисы.

Когда он подошел к ней, Колестис протянула к нему руку, то ли желая, чтобы он прильнул губами к её ладони, то ли просто хотела в нежном жесте прикоснуться к его лицу. Она казалась на удивление податлива этим днем, хотя до сих пор не исполнила его наказ и не перенесла свои вещи в его комнату.

— О чем говорит мама? — спросил Гектор, серьезно посмотрев на отца. Уже сейчас можно было заметить, что он хоть и позволял себе веселиться, играя с братом в игрушки, как вполне обычный ребенок, становился на удивление серьезным, когда дело касалось важных для него вопросов.

Подпись автора

Хронология

— Неделя, скажешь ты, о величайший из потомков первого императора? — Колестис вздёрнула бровь, посмотрев на мужа так, словно её не впечатлил подарок, с которым он пришел к ней, ведь известно, что тот подарок нельзя было оставить себе и любоваться им каждый день до скончания веков. — Щедро с твоей стороны, повелитель, даровать мне время, словно я — пленница в твоих садах, а не дочь Мэксентиуса и твоя законная супруга!

Колестис поднялась с клиния и направилась к парапету, с которого открывался дивный вид на приток реки Энея. Облокотившись ладонями о мраморные перилла, она устремила взгляд на тихую водную гладь, в которой играли солнечные лучи.

— Твоя милость напоминает мне о щедрости претора, бросающего монеты нищим, — снова заговорила она, развернувшись к нему в пол-оборота. — Не забывай, о супруг мой, что я рождена в пурпуре, как и ты. Моё происхождение не делает меня менее достойной твоего истинного гнева, чем этих поблажек, которыми ты пытаешься умаслить меня, словно жрицу в храме Молоса.

Она была похожа на ядовитую змею, что может обернуться вокруг шеи, а затем неожиданно вонзить свои острые зубы в плоть, отравив обидчика ядом. Однако сейчас её гнев был вполне обоснован. Корнелиус пришел к ней с доброй вестью, но преподнес её так, словно говорил не со своей женой, а с рабыней, которую сам же из неё сделал.

— Если хочешь найти во мне врага, то твое желание непременно исполнится, дай время, — произнесла она, смерив его взглядом. — Но разве в твоем положении искать сейчас врагов, когда от тебя отворачивается сам император? — спросила она.

Колестис давала ему понять, что даже теперь, несмотря на все, что произошло, она все ещё оставалась его союзником, на которого он мог положиться, хотя, вероятно, ревность затуманила его разум настолько, что он не видел очевидного.

— Нашим детям также небезопасно в этом дворце, как и там, куда мы отправляемся, — в её голосе послышалось волнение, которое выдавало обеспокоенность их судьбой. — Поговори с императором. Скажи ему то, что он хочет услышать, и тогда он отменит это позорное изгнание, — просила его Колестис.

Она выглядела сейчас действительно подавленной. Однако не тем, что будет вдали от дворца и той роскоши, которая их окружает сейчас, а тем, что ей придется расстаться с детьми на неопределенное время.

— Дарий только вернулся из похода, — продолжала Колестис, упомянув имя их старшего сына. — Война горгон ещё не окончена. Сейчас мы не можем позволить себе враждовать.

Война горгон началась сразу после поражения Амадеуса. Так называли войну между его потомками, которая принесла множество печалей. В этой войне погибла их мать, хотя прежде никто не мог предположить, что первородного возможно убить.

У Колестис было время для того, чтобы обо всем подумать. Несмотря на разногласия с супругом, она была достаточно умна и понимала, чего может им стоить эта вражда. Сегодня утром наблюдая за игрой детей, она поймала себя на мысли, что не позволит ни ему, ни себе рисковать их благополучием.

Отредактировано Колестис (08.06.2025 20:14)

Подпись автора

Хронология

Колестис отвела взгляд в сторону, когда услышала первый вопрос мужа. Она знала, что их отношения с отцом императором были сложными, но ей казалось, что было бы лучше, если бы он склонил перед ним голову, как перед правителем, чем снова и снова вступал в заведомо обреченную на проигрыш борьбу. Впрочем, она не укорила его ни словом, ни взглядом, понимая, что гордыня говорит в нём порой громче других голосов.

На слова Корнелиуса о том, что отсрочка дана вовсе не из уважения к ней, она ответила лишь едва заметной усмешкой. Он продолжал демонстрировать свою власть над ней и пренебрежение, даже сейчас, когда она оставалась единственной, кто принимал его со всеми его недостатками. Единственной, кто знал его, и поэтому стремился вырваться из-под его всепоглощающего влияния.

Их связь представляла собой запутанный клубок. Корнелиус собственноручно вылепил её нынешнюю сущность, а она, в свою очередь, невидимыми нитями привязала его к себе, несмотря на постоянные уверения в желании освободиться.

Каждый из них был и творцом, и творением в этой бесконечной игре, где границы между создателем и созданием размывались до полного исчезновения. Они словно находились в зеркальной комнате, где отражения бесконечно множились, создавая иллюзию бесконечности, но оставаясь лишь отражением друг друга.

Когда он снова сократил расстояние между ними, Колестис подняла взгляд и посмотрела на него.

— Ты знаешь, что я никогда не оспаривала власть отца, — произнесла она, смотря ему в глаза. — Его воля – закон. Но я твоя супруга и мать твоих наследников, твой единственный верный соратник в этих стенах, — она бросила мимолетный взгляд на его лицо. — И я сделаю все возможное, чтобы повлиять на его мнение. Он ко мне благосклонен и никогда не отвергал мои просьбы, — её совсем не тревожило, что именно ей предстоит унижаться перед отцом, вымаливая прощение вместо него. Если потребуется, она даже пойдет на перемирие с ненавистной иссинкой, лишь бы добиться желаемого.

Колестис снова отвела взгляд в сторону, словно размышляя о чем-то, но краткий миг - и их взоры вновь пересеклись.

— Подумай, что ты можешь ещё предложить отцу, кроме своей непомерной гордыни, — произнесла она, — потому что гордыня не сделает из тебя правителя. Разрушение священных храмов — не проявление силы, а признак слабости и недальновидности. Ты думаешь, что можешь безнаказанно попирать вековые традиции? Что твоя власть выше воли богов? — Колестис сделала паузу, давая ему возможность осознать свои слова. —Даже самый величественный храм рухнет, если его фундамент построен на песке, а твоя власть — не более чем песок. Я говорю это не со зла, а из любви к тебе.

Она сделала два шага в сторону.

— Что с нами стало? — Колестис на короткое мгновение прикрыла глаза, словно её мучали головные боли. — Я родила тебе сыновей и дочерей, я сделала для тебя то, что не делал никто. Ты первым предал меня, — она подошла к балюстраде и уперлась ладонями в холодный камень, словно ей не хватало сил, чтобы стоять на ногах.

Перед ними разворачивалась живописная панорама реки, где скользили суда. В атмосфере чувствовалась бодрящая прохлада, а в отдалении доносились крики чаек.

— Я понимаю твои чувства, ведь и сама когда-то была на твоем месте, — произнесла Колестис. — И все же, скажи, насколько приятен был вкус запретного плода, от которого ты отведал? Оправдалась ли эта сладость?

Колестис не смогла забыть его прежнюю измену и теперь припомнила её. Она недвусмысленно намекнула, что его действия поставили их отношения под угрозу. Ей необходимо было услышать слова раскаяния, признание его ошибки и обещание не повторять её, хотя она и не питала особых иллюзий насчет его искренности.

Подпись автора

Хронология

— Ты принял меня? — в голосе Колестис отчетливо читалось негодование. Она сделала особый нажим на обращении к нему, словно бросая обвинение. Её глаза сверкнули холодным огнём. Она хотела напомнить, что именно он, без её согласия, возжелал сделать её своей, и теперь ей приходится мириться с его решением.

Тогда, в их первую брачную ночь Колестис поднесли чашу с отваром жгучего корня. Горьковатая жидкость обожгла горло, и вскоре её страхи, словно туман под лучами солнца, начали рассеиваться. Разум затуманился, а тело наполнилось непривычной лёгкостью. Она больше не могла сопротивляться — ни своим желаниям, ни его воле.

В этом одурманенном состоянии она полностью отдалась во власть неведомых ощущений, позволяя им унести себя в пучину наслаждения. Так началась их супружеская жизнь — с горького привкуса обмана и сладкого дурмана, опьяняющего разум. Так они жили и теперь.

— На мне печать рода — символ императорской крови, который я ношу с гордостью, — посмотрев в глаза мужу, с вызовом произнесла Колестис, — и ничего более, — добавила она, давая понять ему, что не принадлежит любовнику, как он мог подумать.

В жилах Колестис текла императорская кровь — древняя, могущественная, неподвластная простым человеческим чувствам. Что бы ни происходило в её сердце, какие бы страсти ни бушевали в душе, как бы отчаянно она ни пыталась убежать от предначертанной судьбы, эта кровь всегда напоминала ей о её истинном предназначении. Она могла любить, страдать, мечтать о свободе — но никогда не могла отречься от своего наследия. Оно было частью её сущности, такой же неотъемлемой, как дыхание.

И даже если порой Колестис хотела забыть об этом и о многом другом, события, которые происходили вокруг, напоминали ей о том, что на самом деле важно. И важно было не то, чего хотела она, а то, что было правильно сейчас.

— Как же сильно я ранила тебя? — произнесла она, смерив свой гнев.

Колестис протянул руку и коснулась пальцами его щеки. Создавалось впечатление, что она не расслышала его последние слова, но это было совсем не так. Она слышала его достаточно хорошо, чтобы понять, что эту и последующие ночь они проведут вместе.

— Что изменится от того, что теперь мы будем спать на одном ложе? — следом спросила его Колестис. — Ты и прежде мог прийти ко мне в любое время, когда тебе заблагорассудится.

Подпись автора

Хронология