Нынешние гладиаторские бои уже не казались Корнелиусу особенно увлекательными. Возможно, виной всему было то, что он застал расцвет этого развлечения во времена Амадеуса, когда песок, покрывающий арену амфитеатра, становился черным от пролитой на него в честь Вакха крови. Взошедший на трон после своего предка император Мэксентиус отдавал предпочтение театральным представлениям и философским диспутам, поэтому ничего удивительного не было в том, что при нем жестокость боев пошла на спад. На арену все чаще выходили рабы, надеявшиеся победой заслужить себе свободу, а некрофаги и прочая нечисть, которые раньше участвовали в боях, томились в подземных казематах под городом.
Корнелиус отправил в рот пару ягод винограда, которые взорвались на языке тонким свежим вкусом. Может быть, причина дурного настроение старшего из внуков почившего Амадеуса заключалась в том, что перед началом празднества мужчина имел разговор с еще несколькими сенаторами, которых тревожило распространение новой религии среди жителей Великой Эросианской империи. Ей многие не придавили значения, поскольку вера в богов на земле, принадлежащей представителям династии Кавендиш, которая происходила от самого Вакха, была незыблемой, точно так же, как и вера в богоизбранность фигуры самого императора. Однако последователи некоей Асэйлун тем не менее считали для себя уместным утверждать, что высшая знать империи, во главе с Мэксентиусом и его отпрысками, погрязла в грехе и разврате, что обязательно приведет ее к гибели. Пока это были только разговоры, однако некоторые дальновидные политики, в число которых входил Корнелиус, но не сам император, предполагали, что привести они могут не к самым утешительным последствиям.
Приближение Колестис мужчина почувствовал еще до того, как его сестра и супруга появилась в подии. Восприятие его было в разы сильнее, чем у обычного смертного, поэтому в этом не было ничего удивительного. К тому же одежда женщины была буквально пропитана ароматом эросианской розы, который Корнелиус, откровенно говоря, совершенно не выносил, слишком уж он напоминал ему тот день, когда он случайно подслушал любовное объяснение сестрицы с братом Викторианом, после чего окончательно и бесповоротно решил присвоить Колестис себе.
Отбросив кисть винограда, вампир приблизился к женщине и взял ее за запястье. Сожми он пальцы немного сильнее, и на тонкой нежной коже вполне могли бы остаться следы, которые, впрочем, исчезли бы также незаметно, как и появились, поскольку как и Корнелиус, его супруга являлась той, кто на голову превосходил обычных смертных.
- Опаздываешь, душа моя, - мужчина выразительно осмотрел Колестис с головы до ног. – И отчего вдруг такая бледность?
В подии действительно собрались практически все приглашенные, ждали только самого императора Мэксентиуса с приближенными, в число которых после смерти Вары к неудовольствию ее детей вошла ведьма по имени Авайя.
- Неужели на подходе очередное дитя, и мы сможем порадовать нашего владыку рождением еще одного внука?

Отредактировано Корнелиус (15.08.2023 00:16)

- Ну кто бы мог подумать, что иногда я бываю настолько слеп, дорогая моя женушка, - Корнелиуса подобные пикировки с женой временами даже забавляли, хотя он и считал, что ей следовало бы демонстрировать больше покладистости и лояльности к нему, как к мужу. Будь на месте Колестис любая другая женщина, она бы уже давно рассталась не только со своим грешным языком в частности, но и со всей хорошенькой головкой в целом.
Супругу вампира от данной неутешительной участи спасало не только то, что все потомки Мэксентиуса и Вары благодаря своему родству с самим Вакхом от природы были бессмертны. Дело скорее заключалось в том, что ее одну многих окружающих его женщин Корнелиус считал равной себе, поэтому мог простить сестра немного больше того, что в принципе мог простить. Последнее утверждение впрочем никоим образом не означало того, что мужчина полностью и безоглядно доверял жене.
- Прекрасное представление, душа моя, - вампир наклонился к уху Колестис и обдал ее кожу своим дыханием, в котором помимо запаха винограда можно было различить также и слабый аромат крови, служившей для всех Кавендишей настоящим источником силы. – Вот только не забывай о том, что в детях прежде всего заключается наше с тобой общее наследие, а в нашем дворце детские покои остаются пустыми преступно долго.
О том, каким именно образом отразилось выступление Колестис на Викториане и его супруге, Корнелиус мог н беспокоиться. В его глазах брат если когда-то и представлял опасность, то с годами эта ситуация кардинально изменилась. Вампир не сомневался в том, что случись с отцом что-нибудь, Викториан в отличие от прочих родственников ни на мгновение не усомнится в том, какую сторону ему следует занять. Для участия в интригах нрав братца был слишком прост и понятен в отличие, к примеру, от того же Владимира, зато верность и преданность семье и принципу первородства он впитал с молоком их общей матери.
- И я, несомненно, порадую тебя, любовь моя. Сегодня же велю прислуге избавиться от всего, что хотя бы отдаленно несет на себе аромат эросианской розы. Взамен ты получишь образцы всех духов, которые только могут предоставить заморские купцы, - губы Корнелиуса скривились в тонкой усмешке, и он одарил супругу весьма выразительным взглядом. – Надеюсь, ты оценишь мой скромный дар.
Сквозь полуоткрытые губы мужчины видно, что верхние клыки его едва заметно удлинились, что являлось верным признаком раздражения, однако с чем именно это было связано, для стороннего наблюдателя, наверняка, осталось неизвестным.
- Ты предполагаешь, что нам следуешь ждать от отца каких-то сюрпризов? – спросил Корнелиус, устраиваясь на скамье рядом со своей супругой. Хотя в том обществе, в котором он жил, женщина в основном рассматривалась исключительно как приложение к мужчине, за годы совместной жизни тот научился ценить ум и интуицию, присущие его супруге. Тем более что Колестис в сердце императора занимала особенное место как его старшая дочь.

Игры, назначенные императором, не оставили после себя приятного кровавого послевкусия. Нрав отца слишком сильно изменился после смерти матери, и продолжал меняться по сей день, поскольку законное место невинно убиенной Вары рядом с Мэксентиусом заняла ведьма-чужестранка. Однако это было полбеды, поскольку император оставался мужчиной с присущими сильному полу нуждами. Гораздо хуже было то, что старший Кавендиш считал для себя возможным прислушиваться к тому потоку приторно-сладкого яда, который лила в его уши Авайя. В глазах Корнелиуса, чье мнение разделяли многие государственные мужи, в этом заключалась особая опасность, способная пошатнуть власть в империи, если ведьме удастся поработить разум первородного.
Поэтому ничего удивительного не было в том, что в покои сестры и супруги мужчина явился отнюдь не в радостном расположении духа. Колестис следовало бы крепко задуматься о том, что с ее стороны еще сильнее портить настроение брату и мужу было крайне неосмотрительно. Тот и в лучшие времена не отличался приятным характером, а в гневе и вовсе был способен устроить капитальные разрушения.
- Какая прочувствованная речь, - медленно произнес Корнелиус, растягивая гласные, и в два глотка осушил наполненный женщиной кубок с вином. На сестру он смотрел изучающе, сощурив темные без блеска глаза. Его показательное спокойствие было крайне обманчиво, и гораздо больше напоминало затишье перед бурей. – Вот только в ней по-моему отсутствует некая немаловажная часть.
В покоях Колестис стало заметно темнее, поскольку тени, скрывающиеся по углам словно бы обрели плотность и объем, повинуясь желанию вампира. Корнелиус был единственным потомком Мэксентиуса и Вары, кто обрел подобные способности, и этот факт в свое время серьезно настроил нынешнего императора против его отпрыска, поскольку этот дар скорее роднил первого из древних с Захарией, прозванным отцом чудовищ.
- Значит ты, дорогая сестрица, решила, что имеешь право действовать у меня за спиной? – оскалился мужчина, демонстрируя супруге заострившиеся клыки. – И еще смеешь требовать за свой поступок свободу?
Корнелиус плавно поднялся с занимаемого им ложа и теперь смотрел на Колестис сверху вниз. Ноздри его тонкого, заостренного к низу носа едва заметно подрагивали: запах страха, идущий от женщины, вызывал у вампира исключительно раздражение. Возможно, он многого не понимал в том, что касалось возвышенной природы чувств или же имел о них весьма извращенное представление, но одно Корнелиус знал совершенно точно: он ни с кем не собирался делить то, что принадлежало ему, а Колестис в этом списке шла на первом месте.
Удар кулака по столу смел кубки, кувшин и игральные фигурки. Тени спрутьими щупальцами оплели руки и шею женщины и оторвали ее от занимаемого места, приподняв в воздух.
- Я хочу знать, что ты сделала, - Корнелиус схватил жену за подбородок, вынуждая смотреть себе в глаза. – И только попробуй мне соврать.

На следующий день

Тяжелые шаги Корнелиуса гулко отдаются в каменных стенах коридора. Для существа, при желании способного двигаться абсолютно бесшумно, это может показаться весьма необычным, однако у мужчины, во-первых, совершенно нет причин от кого-либо скрывать свое присутствие, а, во-вторых, прошедшие ночь и день заставили его особенно сильно ощутить на своих плечах груз ответственности за будущее.
О совершенном он не сожалел. Возлюбленную сестрицу, решившую, что она может крутить интриги у него за спиной, требовалось наказать, причем пресильно. Конечно, Колестис являлась любимой дочерью императора, однако из этого не следовало, что женщине есть место в политике. Их мать, госпожа Вара, это понимала получше прочих и всегда предпочитала оставаться в тени, являясь при этом правой рукой отца.
Корнелиус на ходу сделал из фляги, которую сжимал в левой руке, щедрый глоток и отек тонкие губы правой. Один из немногих минусов в жизни вампира – человеческая пища и питье утрачивают над ними свою власть, поскольку жажда крови была эгоистична так же, как и большинство ее носителей. Начавший пить еще прошлой ночью сенатор если что и ощущал, так только приятную легкость во всем теле и ничего больше. Напиться до потери сознания ему не грозило, а ведь иногда это могло служить лекарством от многих проблем.
Коридор, по которому шел Корнелиус, оканчивался тупиком. Мужчина остановился, заткнул флягу пробкой, после чего прокусил ладонь и провел ею по выступающему камню. Тот мгновенно нагрелся и засветился багровым светом, реагируя на присутствие крови истинного наследника Вакха. Потайная дверь отворилась, и мужчина, сделав несколько шагов, оказался на берегу подземного озера. Это место являлось местом силы для всех Кавендишей, поскольку именно здесь каждый из них приходил к осознанию того, насколько они отличаются от обычных людей. У самой кромки воды, такой же багряно-алой, как и кровь, текущая в жилах Древних, на мраморном ложе его ждала Колестис. Супруга все еще спала, хотя Корнелиус предполагал, что она вот-вот должна вернуться к нему, теперь уже окончательно и бесповоротно, поскольку выбора он ей не оставил.
Губы вампира тронула сардоническая ухмылка. За то время, пока его возлюбленная сестрица отсутствовала в этом мире, он успел делать многое. Столица за стенами дворца Роз все еще бурлила, переваривая невиданное событие – разрушение храмов одного из богов, почитаемых на территории империи и за ее пределами. Кто-то называл поступок Корнелиуса безумным, однако находились и те, кому было что сказать против надменных жрецов бога Смерти и их покровителя. Однако последнее слово, конечно, все еще оставалось за императором, который пока не спешил приглашать старшего сына на аудиенцию.
- Я знаю, что ты уже не спишь, - присев на ложе рядом с Колестис, Корнелиус аккуратно провел пальцами по тонкой длинной шее, кончиками ощущая медленное биение сердца женщины. – Давай же, милая, возвращайся, я соскучился.
От Корнелиуса ощутимо пахло смесью вина, пыли городских улиц, прогретых уже успевшим стать жарким весеннем солнце, и крови тех, кто еще недавно так высоко превозносил ее щедрость.
- Надеюсь, что после такой свободы, которую ты столь желала получить, ты взглянешь на нашу общую вечность в ином свете, - сказав это, мужчина прильнул губами и языком к тонкой жилке на шее возлюбленной, в которую через мгновение впились острые клыки. Кровь Колестис не была способна утолить жажду Корнелиуса, однако благодаря ей между ними устанавливалась особая кровная связь, позволяющая глубже ощущать друг друга.

Отредактировано Корнелиус (07.09.2024 21:05)

- Убил, - отрицать очевидное было бессмысленно, когда их тела все еще ощущали отголоски боли, порожденной сломанным позвоночником. Кровная связь – это обоюдоострый меч, способный подарить как милостивое избавление от страданий вкупе с истинны блаженством, так и непередаваемые муки, от которых ты сам будешь просить завершить твои земные страдания. – Неужели тебе бы хотелось больше, чтобы тебя отхлестали на городской площади ветвями терновника, как всех прочих изменниц вне зависимости от их происхождения?
Законы Эросиансой империи были весьма суровы, и действие их было направлено в основном в угоду мужчин. Будь Корнелиус и Колестис обычными смертными, и застань он ее в постели с другим мужчиной, сенатор имел полное право убить обоих на месте, поскольку своими действиями супруга попрала его честь и достоинство.
- По-моему, я поступил весьма благородно, не дав палачам изувечить твое великолепное тело, - хрипло сказал Корнелиус и с сардонической ухмылкой схватился за сжимающее его горло запястье супруги. Они были одной крови, и сила их происходила из одного источника, однако в отличие от матери всех Древних Колестис никогда не была воительницей и не знала, что это значит – защищать свою жизнь собственными руками. И надо сказать, такое положение дел мужчину всегда устраивало, особенно после того, как на его глазах тело Вары рассыпалось в воздухе пеплом, чего он не мог простить ни себе, ни главное, отцу.
- Я полагал, что тебе по вкусу придется несколько иное развлечение, - когда он оторвал руку жены от своего горла, на том месте, где пальцы Корнелиуса смыкались на тонкой нежной коже, расцвело созвездие лиловых синяков. В каком-то смысле это было даже красиво, хотя и недолговечно, поскольку сама природа была способна избавить Колестис от любых травм, даже самых серьезных. – Тебе ведь больше по вкусу тайные свидания, не так ли?
Тем временем ладони мужчин жадно сжимали покатые женские бока, в то время, пока Корнелиус мысленно проклинал наряд супруги за его многослойность. Впрочем, и тут ему пришли на выручку тени, окутавшие женскую фигуру, подобно самому изысканному одеянию. Когда они рассеялись, повинуясь желанию вампира, на теле Колестис не было ни одной лишней нити.
- Признаю, урок был жесток, но ты должна понимать, что сильно расстроила меня, - тишину, царившую в подземной пещере, нарушал только плеск кроваво-красных волн, обманчиво спокойная речь Корнелиуса и прерывистое дыхание его супруги, которую мужчина притянул к себе так, чтобы она восседала у него на коленях.
Ладонь вампира мягко сжала одну из женских ягодиц. Корнелиус на мгновение  прикрыл глаза, очевидно, наслаждаясь пышностью и упругостью этой части тела Колестис.
- Надеюсь, теперь ты навсегда запомнишь: ты не просто моя сестра и жена, так что можешь навеки вечные забыть о какой-либо личной свободе. Ты принадлежишь мне и только мне, - резкий болезненный шлепок заставил женщину прогнуться в спине и издать тихий болезненный вздох.
Корнелиус смотрел на жену голодными глазами, в которых сосредоточилась такая потаенная жажда, что кого-то другого она уж давно могла бы свести с ума. Впрочем, после событий прошлой ночи кто-то и впрямь мог бы назвать сенатора Эроса безумным, однако они едва ли были бы правы.
- Ты поклянешься на крови мне в верности и дашь обещание быть мне во всем поддержкой и опорой. Если в этом будет необходимость, ты рука об руку будешь бороться со мной за императорский трон, - отвесив Колестис еще один шлепок и произнеся эти слова, Корнелиус вновь жадно впился клыками в горло супруги.